Бежать от тени своей   ::   Леви Ахто

Будем помогать друг другу, будем учиться друг у друга!»…

Конечно, его любви и любви Алисы мне удалось добиться не сразу – потребовалось немало ума, нежности, чтобы завоевать их сердца.

А потом родился мой ребенок, сын!

Я не была в раю и, судя по всему, вряд ли туда попаду. Но те годы, когда мы жили уже вчетвером, – разве это был не рай! И вдруг в один день все было сметено, как ураганом…

Случилось это в прошлом году, в июле. Юрий, Алиса, Ванюшка летели в отпуск в Одессу. Мне нужно было готовиться к экзаменам. (Я училась заочно в Ленинградском университете на факультете журналистики.) Провожала их с военного аэродрома: шел самолет по спецзаказу из Москвы. При взлете самолет разбился. Погибли все.

Когда я думаю о том, что пережила тогда, мне вспоминается фильм «Жизнь Рембрандта», тот эпизод, когда великий художник стоит у изголовья умирающей жены, протягивает руку к невидимому Всемогущему и спрашивает: «За что?!» А рядом стоит врач. У него суровое, бесстрастное лицо: «Надо жить, Рембрандт! Ты нужен людям…» И год тому назад я часто думала: а кому нужна я?…

И все-таки я выстояла. Судьба, изрядно потрепав меня, с пристрастием испытав на прочность, в награду дала мне великое терпение.

С Севера я выехала в марте, квартиру сдала, а вещи – в основном книги – и поныне там. В Новороссийске живут родственники мужа. Я побывала у них, отдохнула, полечилась. Я избегала всяких волнений, не писала никому писем и даже 'книг не читала. А когда пришло твое письмо, оно потрясло меня. Все сразу вспомнилось… Я не настолько еще очерствела душой, чтобы остаться равнодушной к твоему рассказу. Мне подумалось, что вот есть еще одно одинокое сердце. Спросить бы у него совета – как жить?

Сейчас далеко за полночь. Все спят. Вокруг темно. Только в моей комнате горит свет. Пишу тебе из одного чудесного места, именуемого Пицунда. Здесь курорт.

Такое замечательное разнообразие природы я вижу впервые: море с просторными пляжами, величавые сосны, пальмы и кипарисы, вдали горы, покрытые снегом. Я приехала сюда по совету одного хорошего знакомого родителей мужа – он организовал мне вызов. Меня приняли на строительство пансионата газоэлектросварщицеи: я уже квалифицированный сварщик. На первых порах меня поселили здесь, на туристической базе, дали крохотный деревянный домик, точно теремок.

Не знаю, надолго ли удержат меня море и солнце, но пока хочу здесь пожить. Впрочем, все равно, где жить, когда ты одна. И от этого никуда не уйти…

Твоя Лючия».



Глава 2

Да, с этого письма все и началось…

Мой герой Феликс Кент вел в то время мучительную для себя борьбу с человеком, считавшим себя его воспитателем. Этот воспитатель в течение нескольких лет стремился доказать Кенту справедливость того, что он, Кент, находится в неволе.

– Что тебя посадили, – объяснял он Кенту, – не исправляет тобою содеянного. Общество изолировало тебя не только для наказания, а чтоб впредь оградить себя от твоих возможных деяний. Для тебя это, конечно, зло со стороны общества, но для общества… добро!

Кенту, наверное, не было еще и тридцати, воспитателю Плюшкину – под пятьдесят. Он беседовал с Кентом, ссылаясь на разных философов, которых он будто бы изучал. Кент опровергал его, ссылаясь на собственную философию, по которой выходило, что нет учения, пригодного для всех. А тот факт, что он, Кент, сидит, зависит просто от феноменального невезения.

Плюшкин, возможно, и в самом деле понимал жизнь несколько односторонне, потому что ему, не исключено, так же не повезло в жизни: в отличие от Кента, который повидал жизнь широко хотя бы географически, Плюшкин последние двадцать лет провел в тайге, убеждая кентов и ландышей в справедливости сказанного: «Кто не работает, тот не ест».