Билли Батгейт   ::   Доктороу Эдгар Лоренс

Полная правда об этом вскрылась спустя несколько лет, с началом Второй Мировой. А пока я закончил школу, затем перешел учиться в Манхэттэн в школу для избранных и талантливых, а потом прыгнул еще выше в колледж Айви Лиг. Факультет я вам, разумеется, не назову. В колледже я сам платил за тьютора, полновесной наличностью, встречаемой с должным пиететом. Окончил я его отлично, пройдя курс военной подготовки, вскоре оказался в армии США в чине лейтенанта.

В 1942 году человека с плохой кожей выпустили на свободу, Томас Е.Дьюи, уже губернатор, простил его и добился его депортации на родину, в Италию. Вообще губернатор тогда добился еще большей популярности за свою деятельность по укреплению тылов, очищая Нью-Йорк от саботажников и пособников Гитлера. Но я в то время был уже за морем, воевал в разных частях света, богатство мое хранилось невостребованным вплоть до окончания войны в 1945 году. Вот, собственно, и все, что я хотел рассказать в этой книге. Ядовитый читатель сам вычленит пропущенные мной факты, сам догадается, где я приукрасил, а где умолчал. До сих пор не стихают споры по факту исчезновения всего капитала мистера Шульца, никто его так и не нашел. По слухам он был запечатан в почтовые мешки и не было в этих мешках денег в номинации меньше чем тысяча долларов. Мое послевоенное я, разумеется, здорово изменилось, я стал с удивлением ощущать, что отношусь к богатству иначе – как к монументу стяжательства и дикой пиратской страсти к кладам. Так мы смотрим на старые портреты или слушаем песни тех, кто давно умер. Впрочем все эти шебуршания чувств ни в коей мере не повлияли на мою решимость пользоваться кладом и дальше.

* * *



Я подхожу к самому концу пересказа о моих мальчишечьих приключениях. Кто я сейчас? Что делаю? Вращаюсь ли в тех же криминальных кругах или нет? Где и как я живу? Пусть все эти вопросы останутся тайной. У меня есть имя и оно в достаточной мере известно. Хочу признаться, что на меня оказало влияние слов мистера Бермана о числах – я не раз пробовал проделать процедуру им предложенную, собрать все числа, перемешать их, подбросить в воздух и посмотреть что выйдет. Новый язык, новая книга. Извращенные мысли человека-числа, увы, не сработали. Разбросав вымысел, клинопись, иероглифы, буквы, цифры, свет, жизнь, любовь, все рациональное и нерациональное, я не мог получить ничего нового – все по-прежнему превращалось в того же Билли Батгейта, в малыша, в толкового парнишку, в мое «я», которое было, есть и останется неизменным. Я уже не верю, что можно сделать новое.

Каким-то утешением служит эта книга. Я рассказал правду о мистере Шульце и обо мне, хотя в некоторых деталях, если вы внимательно почитаете газеты того времени, она отлична от общепринятой. Я сказал правду слов, я сказал также ту правду, которая живет вне слов.

Мне осталось рассказать совсем немногое. Я специально оставил это для последних страниц романа, потому что это ключ ко всему в моей памяти. Событие, не реабилитирующее того мальчика, кем я тогда был, но, возможно, давшее ему шанс на спасение. Я падаю на колени и благодарю Бога за то, что он дал мне жизнь и за то, что дал мне радость в жизни, я славлю его и еще раз благодарю за то, что он позволил мне с достоинством перенести. Весной следующего года, спустя шесть месяцев после гибели мистера Шульца, мы с мамой переехали в пятикомнатную квартиру, с окнами на Кларемонт-парк. Мама могла наслаждаться видом деревьев, дорожек, тропинок и детских площадок. Одним майским субботним утром раздался стук в дверь и вошедший человек в униформе шофера серого цвета принес нам плетеную корзину, держа ее двумя руками за боковые ручки.