Богдан Хмельницкий   ::   Рогова Ольга И.

Зиновий вытащил из-за пазухи флягу с вином, разжал рот казака и влил ему несколько капель горилки.

– Вот сейчас посмотрим, – заметил он, – христианская ли у тебя душа. Если ты истый казак и добрый христианин, горилка непременно тебе поможет. Молодой запорожец оказался истым казаком и через минуту открыл глаза.

Он озирался вокруг со страхом и удивлением, но не мог говорить. Зиновий приподнял его, дал ему хлебнуть еще глотка два из фляги, потом, придерживая его одной рукой, опять стал растирать ему грудь и горло. Посинелое лицо запорожца мало-помалу отошло и побледнело. Он несколько раз глубоко вздохнул и хрипло прошептал:

– Где я?

– Все там же, друже, где и был, – весело проговорил Хмельницкий, – а угодить бы тебе сегодня на тот свет, если б не я.

– А где же ты? – со страхом спросил запорожец, снова озираясь.

– Эти, что вздернули-то тебя? Их, братику, и след простыл. Пан Данилко блудлив, как кошка, а труслив, как заяц.

– А ты его знаешь? – спросил казак, понемногу приходя в себя и усаживаясь.

– Кума-то Данилу? Еще бы не знать, это мой первый друг и приятель! –с усмешкою ответил Зиновий. – Думаю, что он с охотою вздернул бы и меня, как тебя, да только руки не доросли, коротки.

Казак с удивлением посмотрел на Хмельницкого, помолчал немного и затем проговорил с чувством:

– Спасибо тебе, добрый человек, кто бы ты не был, пан ли, казак ли, по гроб не забуду твоей услуги, вечный тебе слуга!

Потом, как бы припоминая что-то, он схватился за голову и застонал:

– Ох, горе мне!

– Что с тобою? – удивленно спросил Зиновий.

– Конь мой, конь мой! Угнали они его с собой! Верный ты мой Бурко, что я теперь буду без тебя делать!..

– Ну, это ты, друг мой, ошибаешься, – заметил Зиновий, – Бурко, верно, от них тягу дал. Я их встретил четверых, пятого коня с ними не было.

– Не было, говоришь ты?!.. – с радостью почти вскрикнул казак, схватив Хмельницкого за руку. – Не было? Ну, значит, он им не дался. А не дался, так прибежит, тотчас на мой зов откликнется.

Он поднялся на ноги, поддерживаемый Зиновием, и несколько раз пронзительно свистнул. Вдали из чащи раздалось протяжное ржание.

– Бурушко мой! – крикнул казак. – Ведь это он… Вот увидишь, тотчас прибежит.

Он свистнул еще и еще раз, и каждый раз ответное ржание слышалось ближе и ближе, наконец, пронесся и топот. Бурко скакал во весь дух через поляну к своему хозяину.

– Ах ты, мой дружище! – воскликнул запорожец, обняв коня за шею, когда он перед ним остановился, фыркая и подергивая ушами. – Золотой ты мой! Цены тебе нет!

Конь весело терся о щеку запорожца своею умною мордою и с удальством потряхивал гривою.

– Добрый у тебя конь, – проговорил Зиновий, с видом знатока осматривая высокие тонкие ноги и нервную жилистую шею Бурка.

– Сам, ведь, я его выходил, выхолил, – рассказывал запорожец, усаживаясь в седле и подбирая повода. – Жеребеночком он мне еще достался. Такой он умный, все равно, что человек. А силища непомерная! В битве как-то напал на меня пеший татарин, а он как хватит его зубами за пояс, да как тряхнет головою, да бросит его о камень, у татарина и дух вон. Одна беда, задорлив больно. Вот и нынче у меня из-за него ссора началась.

– Это с Чаплинским-то? Как так? – спросил Хмельницкий.

– Да так. Мой Бурко ни за что чужому коню дороги не уступит, хоть убей его! Когда он идет, всякий конь сторонись. Едим мы с ним сегодня, а тут, как на грех, этот пан навстречу, на охоту едет. Кричит мне: "Прочь с дороги!" Я бы своротил, да Бурко ни взад, ни вперед, шагает прямо на пана и знать ничего не хочет. Тот взбесился, хватил его по морде нагайкой, а Бурко взвился на дыбы, опустился, наклонил голову и хвать пана зубами за ногу. Рассвирепел пан, как крикнет: "Вздернуть казака!" Я и опомниться не успел, схватили меня слуги и поволокли к дереву; сам пан с пояса веревку снял…

Лошади тронулись.