Бутылки с молоком   ::   Андерсон Шервуд

А где-то в углу босоногий мальчуган загонял целое стадо джерсейских коров с этой чудесной земли по тропинке прямо вниз, в воронку, вставленную одним своим концом в банку сгущенного молока. Над картинкой была надпись: "Одна банка сгущенного молока Уитни-Уэлс - это сгущенные здоровье и бодрость целой страны". Начальник признал, что реклама вышла отменная. И вот Эд отправился домой. Он хотел сразу же начать писать о своем прекрасном городе и поэтому не пошел обедать, а, пошарив в холодильнике, нашел там кусок мяса и сделал себе бутерброд. Он налил себе стакан молока, но, отпив один глоток, убедился, что оно скисло.

- Ну и черт с ним! - пробормотал он и выплеснул молоко в кухонную раковину.

Как Эд впоследствии мне сам рассказывал, он сел и пытался сразу же начать "настоящее" свое произведение, но никак не мог втянуться в работу. И от последних часов, проведенных в конторе, и от дороги домой в душном, вонючем трамвае, и от этого вкуса прокисшего молока во рту ему было как-то не по себе. Дело в том, что от природы Эд был человеком очень неуравновешенным и легко возбудимым, а тут он и вовсе разволновался.

Он прошелся немного и попробовал о чем-то думать, но мысли не слушались его. Ему было уже лет под сорок, и в этот вечер ему вспомнились годы молодости, проведенные в Чикаго. Противиться этим воспоминаниям он не мог. Подобно многим другим юношам, которые выросли в Чикаго, он приехал сюда с фермы, из степного района, и, так же как другие провинциальные и деревенские мальчики, был полон смутных надежд.

Чего только он не хотел делать, кем только не стремился стать в Чикаго! И можно себе представить, что из этого вышло. Во всяком случае, он женился и жил теперь в своей квартире в северной части города. Чтобы дать представление о его жизни за двенадцать - пятнадцать лет, которые прошли с тех пор, как он приехал в Чикаго, следовало бы написать целый роман, а это не входит в мою задачу.

Итак, вернувшись с прогулки, он сидел у себя в комнате, и было душно и тихо, и ему никак не удавалось настроить себя на работу над своим шедевром. Как тяжко было в квартире, когда там не было жены и детей! Он погрузился в воспоминания о днях юности, проведенных в городе.

Эд вспомнил, как однажды вечером, совсем еще молодым человеком, он, так же вот, как сегодня, вышел на прогулку. Он не был обременен семьей и жил в своей комнате один; но в тот вечер он тоже чем-то был раздражен. И тогда тоже он не мог оставаться в комнате и пошел побродить. Это было летом, и прежде всего он отправился к реке, где грузились пароходы, а потом в парк, переполненный гуляющей молодежью.

Он набрался храбрости и заговорил с женщиной, которая одиноко сидела на скамейке. Она позволила ему сесть с ней рядом, и вот, должно быть потому, что было и тихо и темно, он заговорил. Ночь подействовала на него; он расчувствовался.

- Так трудно бывает подойти к человеку, - сказал он. - А я так был бы рад сойтись с кем-нибудь поближе.

- Полно, прикидываться! Ишь чего захотел! Думаешь, дуру какую нашел? услышал он в ответ.

Эд вскочил и зашагал прочь. Он вышел на длинную улицу с темными и молчаливыми дамами; там он остановился и посмотрел кругом.

Ему хотелось верить, что в этих многоквартирных домах люди живут полной жизнью, мечтают о чем-то большом, способны на всякие подвиги. "А ведь меня отделяют от них одни только каменные стены", - подумалось ему тогда.

Тогда-то и пришла ему в голову мысль написать о бутылках с молоком. Он свернул в переулок и стал глядеть на задние стены домов. В тот вечер тоже сияла луна. Свет ее падал на длинные ряды стоящих на подоконниках бутылок с остатками молока.

Ему стало как-то не по себе, и он поспешил выбраться из темного переулка. Впереди шла какая-то пара. Они остановились перед подъездом дома.