Череп и молния :: Василевский Борис
Страница: 2 из 4 | |||
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||
КАТЕГОРИИ КНИГПОСЛЕДНИЕ ОТЗЫВЫ О КНИГАХМихаил (19.04.2017 - 06:11:11) Антихрист666 (18.04.2017 - 21:05:58) Ладно, теперь поспешили вы... (18.04.2017 - 20:50:34) Роман (18.04.2017 - 18:12:26) АНДРЕЙ (18.04.2017 - 16:42:55) СЛУЧАЙНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕРимма Казакова 05.09.10 - 09:08 Хотите чтобы ваше произведение или ваш любимый стишок появились здесь? добавьте его! |
И я долго потом разбирался с ним и писал о нем; последний рассказ был написан двадцать пять лет спустя, в 82-м. Так вот, в той сибирской тетрадке о нем ни словечка! наверное, я просто был пока не в состоянии объяснить себе этот странный симбиоз: вчерашний примерный ученик, активист, воспитанный на бессмертных образах молодогвардейцев и Павки Корчагина, и - вчерашний зэк, убийца...
А тетрадь - по пестроте и спонтанности содержащихся в ней записей напоминает зэковский альбом. В Братске мы жили в общаге для геологов, в большом свежесрубленном доме, он стоял уединенно, поодаль от поселка, в лесу, посреди поляны. А рядом с нами, еще поглубже в лес, в своем домике мирно проживали воры. Обыкновенные воры, в законе. Я захаживал к ним иногда, по-соседски. У одного из них имелся альбом, еще со времен лагеря, я попросил на время, посмотреть. Вор - его звали Иван - дал. Альбом был колоритный: в красном замызганном бархатном переплете, а внутри чего только не содержалось. Разумеется, фотографии, с трогательными надписями: "Другу Вани на память о Краслаге", "На память другу Вани в день освобождения от друга Коли". Еще стихи - есенинские и "под Есенина". Последнее, предсмертное, то, что было писано кровью, состояло не из двух известных четверостиший, а, наверное, из двух десятков - так можно было и всю кровь извести. Все это перемежалось разнообразными мудрыми назиданиями типа: "Водка чиста, но чернит душу", "Если друг тебя предал, то не прощай, а убей". И т. п. Должен признаться, у меня тогда возникло сильное желание попридержать этот альбом - в наивной надежде, что Иван про него забудет. но он не забыл, конечно. Пришлось вернуть. И в тетрадке моей про тех воров и про тот альбом тоже ничего нет. Но она ценна для меня, как иероглиф, обозначающий целиком ту жизнь, и только я могу его расшифровать. (Как и один Иван знал про свой альбом - что за ним, кто за ним.) Смотришь на обложку, на запись, не на содержание, а на вид записи, карандашной или чернильной, на старательный, еще школьный почерк, и возникает связь. Связь странная, неожиданная, никак не объяснимая сутью слов. Читаешь, к примеру, когда-то выписанное блоковское: "Мира восторг беспредельный / Сердцу певучему дан, / В путь роковой и бесцельный / Шумный зовет океан..." - а вспоминаешь вдруг, как прогуливались однажды по Братску-3, уже порядочный был поселок, деревянный, лишь в двух-трех местах сохранились первые палатки, длинные, армейские, в них еще доживали комсомольцы, и за углом одной такой палатки кто-то блевал. Картина житейская, обычная, да только блевал парень необычно, можно даже сказать, красиво - белоснежным таким, изливающимся пенным кружевом. "Зубной порошок, - прозаически пояснил мне мой друг, мой Вергилий, - зубного порошку наглотался, дурак... В лагерях еще и гуталин жрут..." Это, стало быть, романтики вовсю приобщались к настоящей жизни. Действительно: "мира восторг беспредельный..." Потом, в сибирском цикле, мой сквозной юный лирический герой получился у меня эдаким суровым интравертом, целиком погруженным в себя, в бесконечные свои раздумья о высоком и вечном, о мировых проблемах, о духе и душе, о возможностях объединения всего человечества и проч., - не было в тех рассказах ничего о любви, о влюбленности или хотя бы о простом и естественном влечении к женщине. Наверное, это не гармонировало, не увязывалось с обликом сурового и возвышенного героя. А теперь - мне не надо выписывать образ, не требуется исследовать мысль и разрешать вопрос да вдобавок еще заботиться о композиционной стройности, и, глядя на свою давнюю тетрадь, на строчку Пушкина: "Грустно, Нина! Путь мой скучен..." - я могу позволить себе вспомнить зимний морозный вечер, быстро сгустившиеся сумерки, сиреневый и глубокий снег под деревьями. |
ИНТЕРЕСНОЕ О ЛИТЕРАТУРЕ
ТОП 20 КНИГ
ТОП 20 АВТОРОВ
| ||||||||||||
|