Черные доски   ::   Солоухин Владимир Алексеевич

Были первые времена, когда коллекционеры собирали свои коллекции по марочке, нежно отпаривая каждую марку от конверта над самоваром, располагая марки в альбоме по временам и странам. Добытой маркой коллекционер любовался каждый день, показывал ее друзьям, видел во сне. Но представьте себе, что вы по крупице наполняете альбом, а потом вдруг заходите в магазин «Филателист» или в магазин школьно-письменных принадлежностей и видите, что можно оптом купить большую готовую коллекцию. Так и рыболов может зайти на базар и купить свой трехдневный улов. Так и охотник может купить тетеревов или глухаря в магазине Центросоюза, где продают не только тетеревов, но и медвежатину, лосятину, зайчатину и даже торгуют благородными оленями, составлявшими, бывало, предмет королевской охоты.

Не так давно я купил в Ленинграде готовую коллекцию ростовской финифти, всего около шестидесяти финифтей. Остались у вдовы-старушки после мужа – страстного собирателя. Но, во-первых, каждая финифть из этого собрания практически неповторима. Во-вторых, никакой другой коллекционер такого же набора финифти больше не купит. Тогда как в магазине «Филателист», не успев отойти с купленным альбомом от прилавка, вы видите, как другой человек понес под мышкой точно такой же, как у вас, альбом.

Нет, по-моему, покупать готовый альбом марок – полное низведение собирательства, потому что здесь отсутствует главное, ради чего стоит вступать на стезю собирателя, – отсутствует чувство охоты.

Что из того, что я купил сразу шестьдесят ростовских финифтей. Ленинградская старушка – не магазин, открытый для всех в любое время. Ленинградская старушка для меня, собирателя, была редчайшей удачей, счастливым выстрелом, если продолжать сравнение с охотой, а вовсе не кулинарией, где можно купить дюжину тетеревов и выдать их потом за свои трофеи.

Настоящий коллекционер (я, впрочем, больше люблю наше русское слово «собиратель» и буду им пользоваться), итак, настоящий собиратель, что бы он ни собирал: почтовые марки, замки, бутылочные пробки, морские камешки, галстуки, наклейки от консервных банок, газетные опечатки, художественные открытки (у поэта Николая Глазкова 24 альбома с художественными открытками), старые книги или старинные монеты, французских импрессионистов или русских передвижников, фарфор или бронзу, чернильницы или настольные колокольчики (Анатоль Франс), птичьи яйца или гравюры, керосиновые лампы или изразцы, бабочек или птиц (у Саши Кузнецова 800 экземпляров собственноручно добытых), винные этикетки или изречения на какую-нибудь тему (у Леонида Леонова собраны в тетрадь, например, описания русских бань, встречавшиеся ему в разных книгах), курительные трубки (Эренбург) или карикатуры «без слов» (Н. Л. Элинсон), ордена и медали всех народов или холодное оружие всех времен (прекрасное собрание в доме Вальтера Скотта в Шотландии), птичьи перышки или бумажные деньги (старинные, разумеется, ибо собирание современных бумажных денег называется по-другому), книжные знаки или сами книги, керамику или пуговицы, турецкие пороховницы или древние рукописи, автографы или старые граммофонные пластинки, трости или веера (видел большое собрание в одном старинном замке в Англии), значки или портсигары, африканские маски или запонки… короче говоря, что бы ни собирал настоящий собиратель, он должен быть прежде всего охотником. Охотником, а не промысловиком.

Впрочем, в деле собирателя есть черта, которая ставит его по отношению к простому охотнику в преимущественное положение. Простой охотник стремится добыть то, чего в общем-то много на земле. Из года в год он добывает одинаковых уток или одинаковых зайцев. Правда, одна охота не похожа на другую охоту и обстоятельства одного удачного выстрела не похожи на обстоятельства другого удачного выстрела.