ДМБ   ::   Охлобыстин Иван Иванович

– Не плющет меня в солдаты идти, – сказал шотен и удалился.

– Природа не храм и уж тем более не мастерская, природа – тир и огонь в нем нужно вести на поражение, – откровенничал военком, стоя перед группой кришнаитов.

– У нас убеждения, – сказал один из них.

– Какие такие убеждения? – брезгливо спрашивает военком.

– Веруем, – говорят, – в Господа Говинду Харе Кришну. А он нам в людей стрелять не велит.

– Все, – говорит военком, – вы нам подходите. И Говинда ваша ничего, жидковата, но ничего. И стричь вас опять же не надо. И люди вы видно выносливые – четыре часа харе кришну орать не каждый сдюжит. Пойдете в химвойска.

Молодой шатен сидел на краю крыши с Карлосоном и делился своими мыслями – понимаешь брат Карлсон, который живет на крыше, я галоперидолу скушал, а меня в армию тянет все больше и больше. Что же мне делать, брат Карлсон, который живет на крыше?.. Ладно, полетели к военкомату.

– Нет военный – это не профессия, это половая ориентация, – пришел к выводу военком, разглядывая в зеркале на своей голой и мускулистой груди татуировку изображающую мчащегося волка байкера на харлее.

Из ванны, закутанная в полотенце и с неизменным блокнотом в руках, вышла голая прапорщица-секретарь. Она аккуратно перешагнула растяжку с гранатой, приделанной к косяку двери, и плюхнулась в кровать, сверкнув на мгновение ягодицей с изображением тарантула, пожирающего тучную птицу.

Ночь. Военкомат. Внутрь не пускают. Шатен стучится. Приезжает милиция, два человека о трех головах. Спрашивает, – что, мол, гражданин, не спится?

Он говорит, – Не искушай, Горыныч, без нужды. Мы хотим с Карлсоном, который живет на крыше, служить в артиллерии.

– Нет препятствий патриотам! – ответили они, отдали честь и выдохнули три длинных языка пламени.

Распахиваются огромные, мерцающие чистотой и богатством, двери казино. По красной ковровой дорожке на порог, в сопровождении толпы шикарно одетых господ, выходит худощавый молодой человек, зачесанный на прямой прибор. Он победно окидывает взглядом площадь перед казино, вытянувшихся во фронт перед ним швейцаров, выстроившиеся перед порогом такси, затягивается сигарой и получает крепкий пинок под зад от здоровенного охранника, отчего летит со ступенек к такси.

– Как обычно, в Эль Гаучо? – спокойно интересуется таксист.

– В военкомат, – отвечает молодой человек.

Открылась дверь, на кухню вошел дядя Витя и говорит – надо ему указательный палец отвалить. Без указательного пальца в солдаты не берут, потому что стрелять нечем. Предлагаю циркулярку. Но если на дому, то и кусачками можно.

Молодой человек ему возражает – как же я без указательного пальца, дядя Витя, жениться буду?

А тот говорит – а чего, говорит, ты указательным пальцем с женой делать будешь?

А я говорю – поди знай, я человек молодой!

А дядя Витя ему говорит – раз ты такой молодой, то тебе тогда надо в штаны по-маленькому ходить, иначе говоря – ссаться, по-научному – инурез. С инурезом тоже не берут.

А молодой человек недоумевает – дядя, я ссаться не хочу, я брезгую. И потом, как же я буду по-маленькому, если меня бабушка в одно время приучила – в четыре утра, бабушка дояркой была, у нее в пять дойка начиналась. Брала, значит, меня, малыша, – и на очко.

А дядя говорит – четыре утра – отличное время! Делу время, а потехе час. Ссысь на людях, либо палец отнимать будем.

– Сынок, будь мужчиной, как твой пропавший без вести отец, – кивнула мама.

Привели его в военкомат.

Военком ему говорит – Что, солдат, ссымся?

– Так точно! – отвечает, – ссусь!

– Ну, это, солдат, не беда, – говорит, начальник, – такая сегодня экологическая обстановка, все ссутся: и я ссусь, и даже главком пысается бывает, но по ситуации.