Девчонка без попки в проклятом сорок первом   ::   Сэлинджер Джером Д.

Она знала, что должна подождать до следующей недели, следующего месяца или еще чего-нибудь следующего. Но ее сердце так колотилось, что чуть не выталкивало ее из кровати.

– Миссис Оденхерн. – Имя выскочило и повисло в темноте, вытянувшись во весь свой длинный рост.

– Да, детка?

– Я не хочу замуж.

– Что?

– Я не хочу замуж.

Миссис Оденхерн села на кровати. Ее рука стала уверенно нащупывать выключатель настольной лампы. Барбара зажмурилась в ожидании момента, когда комнату зальет свет, и стала молиться без слов и без мыслей. Она чувствовала, что миссис Оденхерн обращается к ее затылку.

– Ты очень устала. Ты говоришь, не подумав, детка.,

Слово «детка» вспорхнуло и повисло в темноте рядышком с именем миссис Оденхерн.

– Просто я еще ни за кого не хочу замуж.

– Так! Это конечно очень… странно… Барбара. Карл любит тебя, детка, сильно-сильно.

– Мне очень жаль. Правда.

Наступила короткая тишина. Миссис Оденхерн нарушила ее.

– Ты должна поступать, – вдруг сказала она, – как считаешь правильным, детка. Я уверена, если бы Карл слышал нас, мальчику было бы очень-очень больно. С другой стороны…

Барбара слушала. Миссис Оденхерн даже запнулась, так напряженно она слушала.

– С другой стороны, – продолжала миссис Оденхерн, – всегда лучше исправить ошибку прежде, чем она совершена. Если ты очень-очень хорошо все обдумала, я уверена, Карл будет последним, кто упрекнет тебя, детка.

Роман из судовой библиотечки, сбитый сильным локтем миссис Оденхерн, полетел с ночного столика на пол. Барбара слышала, как та его подняла.

– Теперь поспи, детка. Посмотрим, в каком мы будем настроении, когда ярко засияет солнышко. Я хочу, чтобы ты относилась ко мне с тем же доверием, с каким относилась бы к своей матери, если бы она была жива. Я так хочу помочь тебе понять себя, – сказала миссис Оденхерн и прибавила: – Конечно, я знаю, что в наши дни не так-то просто повлиять на решение детей, если они его приняли. И еще я знаю, что у тебя твердый-твердый характер.

Услышав щелчок выключателя, Барбара открыла глаза. Она встала с постели и прошла в ванную. Почти тут же она вышла в халатике и шлепанцах и сказала в темноту, обращаясь к миссис Оденхерн:

– Я ненадолго выйду на палубу.

– Что на тебе?

– Халат и шлепки. Сойдет. Все спят.

Миссис Оденхерн опять зажгла настольную лампу. Она внимательно посмотрела на Барбару, ни одобрительно, ни осуждающе. Ее взгляд говорил: «Отлично. Все кончилось. Я едва могу сдержаться, так я счастлива. Теперь распоряжайся собой по своему усмотрению. Только не позорь и не стесняй меня». Барбара безошибочно прочитала это в ее глазах.

– Пока.

– Не простудись, детка.

Барбара закрыла за собой дверь и стала бродить по тихим освещенным коридорам. Она взобралась по трапу на палубу А и, войдя в концертный зад, пошла по проходу, который уборочная бригада оставила между сдвинутыми пустыми креслами. Меньше чем через четыре месяца эти кресла отсюда вынесут, а на голом полу будут лежать на спине без сна триста с лишним новобранцев.

Еще выше, на прогулочной палубе, Барбара почти целый час простояла у поручня левого борта. Хотя хлопковая пижамка и халатик из искусственного шелка не защищали от утренней прохлады, ей не грозила опасность простудиться. В этот зыбкий час жизнь вовсе не замерла, но для Барбары не существовало ничего, кроме сложного многоголосого звучания первых мгновений после детства.