Дорога в жизнь   ::   Вигдорова Фрида Абрамовна

Но он работает за твоей спиной, думаешь за него ты. Он должен уехать. Пора!



1. РАЗВАЛ

За окном вагона тянулись заводские окраины Ленинграда, потом – безлистные, скучные рощи, поля, покрытые грязноватым мартовским снегом. Я смотрел на все это, слушал погромыхиванье колес на стыках, а внутри в такт постукивало одно: скорее! скорее!

Наконец – Березовая поляна. За стволами берез, за черными голыми ветками сквозило серое небо, тропинка под ногами была скользкая и грязная, а я невольно подумал: до чего же хорошо здесь будет весной!

Но вот кончилась роща, и передо мною – широкая поляна, огороженная высоким дощатым забором. Посреди поляны – большой, в три этажа, дом с башней, построенный просторно и красиво, но белая краска давно облупилась, стены грязные, облезлые. У входа – будка, но и в будке и вокруг – ни души. Я прошел на территорию детского дома. Здесь было так же пустынно. Взглянул на часы – уже двенадцать. В школе? В мастерских? – подумалось мне. Подошел к дому, поднялся по широкой лестнице и открыл первую попавшуюся дверь. В большой комнате с высоким потолком стояли в ряд кровати, кое-как покрытые серыми одеялами. На некоторых лежали подушки без наволочек. Я хотел уже уйти, но тут в дальнем углу что-то зашевелилось. Я обернулся. Из-под одеяла вылез паренек лет одиннадцати. На совершенно грязном, почти черном лице его светились прозрачно-серые глаза. Одна нога у парнишки была босая, на другой – новый черный башмак.

– Здравствуй, – сказал я.

– Здравствуйте, – простуженно прохрипел он.

– А где остальные?

Помедлив, он ответил неохотно:

– В городе, где же еще?

– А где твой другой башмак?

Он снова замялся.

– Карты? – спросил я.

Вместо ответа он прикрыл глаза.

Я удивился:

– Почему не оба сразу?

– Ну… а вдруг еще отыграюсь? – В голосе его звучала робкая надежда.

– Как тебя зовут?

– Петька… Кизимов Петр…

Я прошел по другим спальням – кое-где на кроватях спали ребята. Один – в новеньком сером костюмчике; лицо у него было тонкое, светлые волосы, маленький рот. Потом я спустился вниз, походил по пустым комнатам, заглянул на кухню. От сердца немного отлегло: в огромной плите весело трещал огонь, на столе высилась гора посуды – двое ребят мыли ее в большом чане. На скамейке, сидела пожилая женщина и чистила картошку. Еще одни паренек помогал ей. Едва я открыл дверь, все обернулись. Ребята перестали работать, а нож в руках женщины, задвигался вдвое быстрее, и, кажется, даже полоска картофельной шелухи затрепыхалась сердито.

– Здравствуйте. Где у вас тут заведующий?

– Во флигеле налево, – недружелюбно сказала женщина, не отвечая на приветствие.

Ребята молчали и с любопытством разглядывали меня.

– Ходят тут… а толку… – услышал я за своей спиной.

Неподалеку от дома на покосившихся столбах висела волейбольная сетка. Непонятно: на дворе март, грязь, слякоть, – кто же сейчас играет в волейбол?

Я пошел к флигелю, постучал в дверь. Никто не отзывался. Постучал сильнее.

За дверью послышались шаркающие шаги, щелкнула задвижка, и на пороге появилась женщина с заспанным, помятым лицом. Голова у нее была пестрая: соломенные крашеные пряди, а у неровного пробора волосы черные. Неопрятный халат запахнут криво, на светлом чулке видна черная штопка.

– Где у вас тут заведующий? – спросил я.

– Я заведующая.

– Мне некогда шутки шутить, я спрашиваю: где заведующий детским домом?

– Да какие шутки, гражданин? Я же вам говорю – я заведующая! – уже с раздражением повторила женщина.

И тут случилось то, чего я обычно боюсь: я «потерял тормоза». В ушах зашумело, в груди стало тесно и жарко.

– Так вот: с этой минуты вы не заведующая, – прошипел я сквозь зубы, чувствуя, что еще секунда – и начну орать на нее.