Дубарь   ::   Демидов Георгий

Идеально дисциплинированные арестанты должны были, согласно лагерному уставу, "вылетать" на развод уже с первым её ударом. Но такие арестанты существуют лишь в воображении составителей этих уставов. Реальные же заключённые даже в свирепых горных лагерях, где за "резину" с выходом из барака можно схлопотать добрый удар дубинкой, эту "резину" тянут. Особенно когда на дворе такой мороз, как сегодня. Судя по фонарям вокруг зоны, едва видным сквозь густой туман, и по колющему ощущению в лёгких, он перевалил сейчас далеко за пятьдесят. Здесь был крайний юг "района особого назначения". "Колымский Крым", как его называли заключённые. Но стоял уже март, время, когда даже в этом "Крыму" солнце поворачивает на лето, а зима на мороз. Для Дальнего Севера эта поговорка часто оказывается даже более верной, чем для мест, в которых она родилась.

В нашем благодатном лагере дубинка применялась редко, а в руках у теперешнего нарядчика Митьки Савина мы никогда её не видели. Нарядчик, однако, всюду остается нарядчиком. Вот-вот он ворвётся сюда, крепкий, краснорожий парень, и сквозь клубы морозного пара - дверь в барак Митька за собой не закроет - донесётся его знакомое: "А вы тут что, мать вашу так и этак, особого приглашения дожидаетесь?". Но это и будет как раз то ежедневное, "особое приглашение", после которого тянуть "резину" с выходом более нельзя. Оно было здесь почти привычным и обязательным, как звон "цынги", вставание, хождение в столовую за хлебом и это вот унылое стояние у печки.

Митька вбежал стремительно, но дверь за собой почему-то закрыл. И вместо обычной, беззлобной брани - наш нарядчик был мужик неплохой, не чета придуркам-христопродавцам в горных лагерях - мы услышали от него неожиданное:

- Продолжай ночевать, мужики! День сегодня актированный...

Что ни говори, а лагерь Галаганных действительно курорт! В летнее время, конечно, и здесь ни о каких выходных не может быть и речи. Но зимой один-два таких дня выпадают почти в каждом месяце. Это, собственно, даже противозаконно, так как в те предвоенные годы свирепость ежовщины в местах заключения ещё не была изжита и официально никаких дней отдыха для заключённых не полагалось круглый год. Отступления от этого правила делались только в лагерях подсобного производства, вроде нашего Галаганных, в периоды, когда не было никаких важных работ, да и то имея в виду главным образом санаторную функцию этих лагерей. Дело в том, что на здешние, лёгкие, по лагерным понятиям, работы ежегодно отправлялись для поправки уцелевшие дистрофики, доходяги с приисков и рудников Дальстроя. Они-то и составляли основную часть мужского населения подсоблагов, подлежащую возвращению основному производству после одного-двух лет "курорта". Если, конечно, дистрофические изменения у этих людей окажутся обратимыми, что бывало далеко не всегда. Постоянными жителями до конца срока в здешнем сельхозлаге были только женщины, старики и инвалиды.

Ежовско-бериевский запрет на выходные дни для лагеря обходили при помощи объявления их днями общей санитарной обработки, актированными по погодным условиям, как сегодня, или по необходимости произвести крупные внутризонные работы. Это была начальническая "ложь во спасение", но только наполовину. Редкий из таких дней обходился без вывода всех отдыхающих на заготовку дров для лагеря, уборку снега и тому подобные работы. Но это случалось обычно уже после обеда.

С утра же можно было поспать "от пуза", что и было главной реальной удачей наших выходных дней.

После Митькиного объявления угрюмое молчание в бараке сменилось радостным галдежом, оно было, как всегда, неожиданным. Лагерное начальство опасалось обвинения в запланированных поблажках для заключённых, большая часть которых была здесь "врагами народа".