Дубарь   ::   Демидов Георгий

Но продолжался этот галдёж очень недолго, приглашать к продолжению сна дважды здесь никого не приходилось. Торопливо раздевшись, все снова улеглись на свои набитые сенной трухой или древесными опилками матрацы и через каких-нибудь пять минут спали. После "легких" работ на повале и раскряжевке даурской лиственницы, твёрдой на морозе, как дуб, и тяжёлой, как камень, здешние "курортники" могли проспать вот так суток трое, делая перерывы разве что на обед. Впрочем, как уже говорилось, тут действовало ещё и наше постоянное стремление уйти в сон при всякой, даже малейшей возможности.

Однако на этот раз я уснул менее крепко, чем обычно, и проснулся от дребезжания ведра, неловко опрокинутого дневальным. Лёд на оконцах пунцово рдел от разгоравшейся над близким отсюда морем зари. Вот-вот должно было взойти солнце. Значит, со времени сигнала на развод прошло уже часа полтора. Спать можно было ещё долго, даже если в обед нас куда-нибудь погонят. Повернувшись на другой бок, я начал приминать слежавшиеся опилки в своем матраце по форме уже этого бока. До нового изменения положения он будет казаться мягким. Я ещё продолжал свою возню с неподатливым ложем, когда в барак вошёл нарядчик. Вид у Савина был несколько смущённый, как у человека, явившегося с каким-то неприятным или щепетильным поручением, которые добрый малый очень не любил. Для кого-то из жителей барака это не предвещало ничего доброго. Не закончив скульптурной обработки своего матраца, я затих на нём, натянув на голову одеяло.

Посовещавшись о чём-то с дневальным, Митька пошёл по проходу между нарами, пристально и озабоченно всматриваясь в лица спящих людей. Так и есть, он искал подходящий "лоб", а может быть, и несколько "лбов" для какой-то паскудной работёнки внутри лагеря, вроде колки дров для кухни, таскания воды с речки или еще чего-нибудь в этом роде. Возможно, что я был не единственным человеком, кого разбудило загремевшее ведро. Но несомненно, что все такие, так же, как и я, ещё плотнее закрыли глаза и засопели ещё громче. Если уж и необходимо вкалывать в свой, в кои веки выпавший выходной день, так хоть не с утра по крайней мере!

Нарядчик остановился напротив места Спирина, бывшего колхозника из Вятской области. Чуть живого от изнурения, этого мужика привезли сюда прошлой осенью с небольшим этапом таких же доходяг. Как все почти перенёсшие тяжёлую форму дистрофии, Спирин долго не мог оправиться от животного страха перед голодом. Рискуя заночевать в карцере, он до совсем недавнего времени прятал под свой матрац куски выпрошенного, а то и украденного хлеба, съесть который сразу не мог. Теперь, правда, у бывшего доходяги голодный психоз начал уже проходить.

Митька долго дёргал спящего за ногу, пока тот проснулся наконец и испуганно вскинулся:

- А? Чего?

- Каши "пульман" хочешь заработать? Во такой!- Нарядчик показал руками размер "пульмана", огромной миски, применяемой обычно для кухонных нужд. Какую-нибудь пару месяцев тому назад за такую миску овсяной каши Спирин согласился бы вкалывать до полуночи, даже после полного рабочего дня. На это, очевидно, и рассчитывал Савин. Он хотел найти добровольца на какую-то тяжёлую работу. Но у нарядчика было право и просто приказать любому здесь выйти на любую хозяйственную работу, притом безо всякого обещания награды. А если назначенный им зэк начнёт упрямиться, позвать дежурного коменданта по лагерю. С тем разговор короткий: или подчиняйся, или садись до утра в кондей!

Практически, однако, применять такой способ придурки стеснялись даже в горных лагерях.