Две зимы и три лета (Пряслины - 2)   ::   Абрамов Федор Александрович

Люди, понятно, взбудоражились - кто? какой казнью казнить вора? А в это время рыжий дьяволенок спокойно каждое утро, как на работу, отправлялся в пустой овечий хлев на задворках, садился на чурак - специально для удобства принес - и запускал руку в мешок. Так сидящим у мешка на чураке и накрыла его Лизка...

"И в кого он такой выродок? - снова, в который раз задавал себе вопрос Михаил.

Мать открыла ворота на повети, подала ему вилы. Вдвоем они быстро разгрузили телегу. Потом Анна спустилась к нему с граблями и начала старательно загребать сенную труху.

- Брось, - сказал Михаил. - Незавидное сено. Осенщак *.

* Осенщак - сено, поставленное осенью.

- Что ты, я вся рада. Без корма живем. Будет у людей зависти.

- Нашли чему завидовать. Мы с Егоршей помучились с этим сенцом - будь оно проклято. Осенью собирали черт-те где. А сейчас на себе через болота таскали ну-ко, попробуй. - Михаил посмотрел вокруг, хмуро поджал губы: - Когда надо, наших ребят никогда нету.

- Ты насчет лошади? - Анна живо и предупредительно закивала. - Не беспокойся. Иди в избу. Я отведу. - И вдруг, взглянув в сторону колодцев, всплеснула руками: - Да ведь там, кажись, они, разини? Вот как расселись ничего не видят.

За первым колодцем на белой жердяной изгороди возле болота и в самом деле торчали две серенькие фигурки, очень похожие издали на огородные чучела.

- Чего ворон-то считаете? - закричала Анна и замахала рукой. - Не видите, кто приехал?

- Давай давай! - закричал Михаил, подзадоривая затрусивших по дороге братьев. - А ну - который быстрее?

Петька и Гришка подбежали запыхавшиеся, худющие, бледные, как трава, выросшая в подполье. Даже бег не выдавил краски на худосочных лицах, хотя глазенки их, устремленные на старшего брата, сияли радостью.

Они все еще были разительно похожи друг на друга, так похожи, что даже на двор, как шутили в семье, бегали в одно и то же время. Дома их, конечно, не путали, а вот соседские ребятишки для удобства окрестили их по-своему. Года два назад Гришка рассадил верхнюю губу, напоровшись на гвоздь, и с тех пор Михаилу не раз приходилось слышать: "Эй ты, половинка щербатая! " По шраму отличала их друг от друга и учительница Августа Михайловна.

- Молодцы у меня, - сказал Михаил и поощряюще потрепал того и другого по голове. - Перескочили, значит, в третий?

Похвала старшего брата доставила близнецам величайшее удовольствие. Они застенчиво переглянулись друг с другом, посмотрели на мать.

- Чего принесли? Угощайте своего Мишу. Петька и Гришка с готовностью протянули берестяные коробки - в них на вершок вперемешку с мусором рдела мокрая клюква.

Михаил взял по ягодине из каждой коробки, морщась, скользнул взглядом по тонким босым ножонкам, по мокрому низу штанов.

- Больше не бродите. Ну ее к лешему! Вот погодите - война кончилась, в сапогах скоро ходить будем. А сейчас на конюшню. Быстро!

Петька и Гришка - не надо говорить два раза - живо вскарабкались на телегу, сели рядышком в передок, оба взялись за вожжи. И чем дальше удалялась телега, тем все больше казалось, что едет один человек.

"А может, вот то, что они так жмутся друг к другу, и помогло им выжить в это время? " - подумал Михаил.

Он поднес руку ко рту:

- Возвращайтесь скорей! Чай будем пить. С хлебом! С настоящим! - добавил он громко.

3

Войдя в избу, Михаил поставил на пол плетенную из бересты корзину, к которой сверху были привязаны продымленный чайник и котелок, бросил к кровати мешок с валенками, потом расстегнул ремень с железной натопорней и большим охотничьим ножом в кожаных залощенных ножнах снял старую, побелевшую от дождей и снега и не в одном месте прожженную фуфайку, снял шапку-ушанку из рыжей мохнатой собачины, вышел из-под полатей, разогнулся.

Вот он и дома...

Не много ему приходится жить дома.