Двойники (рассказы и повести)   ::   Левкин Андрей

Левкинские вещи, пробующие на ощупь историю, располагаются там же: в знойном полдне, где легко спутать томление с сонной истомой, в зимней Москве, где ощущается присутствие некой силы. Москва Москвой, а важна именно сила: как и где она располагается, куда утекает или откуда приходит в иные времена.

В том, что обычно называют художественной литературой, о подобных вещах не пишут. Да и действительно, кому особенно интересно, какие там превращения переживает смерть, Европа или некая неведомая сила. К тому же привычно считается, что они описанию поддаются плохо. Но что нам чьи-то, уже съевшие себя привычки?

Текстам Левкина бессмысленно сопротивляться или противостоять - ничего не выйдет - читателя или вышибет, или скривит нарастающим раздражением. Им нужно отдаваться, как хорошему банщику-массажисту, в турецкой, например, бане, который и мнет, и тянет, и ласкает теплой губкой, и окатывает, по одному ему ведомому порыву, холодной водой. А что уж там произрастет в результате, время покажет.

Человек Андрей Левкин живет, сообразуясь с особенностями собственной крови. Для него, быть может, ее состав и не имеет существенного значения, но для нас, коль скоро именно мы это предисловие пишем, имеет.

Кровь его сливает в себе бродячую, вольную и даже дикую, с как бы холодной, выдержанной и мало подвижной. Правда, если сказать о нем, что он "холодный латыш", то организуется хорошая и не смешная шутка. Другое дело, что своей горячей половине Левкин ходу не дает, норовя ее растворить, растушевать до полной неопознанности. Она, естественно, то и дело прорывается: аполлоно-григорьевскими чимбиряшечками, этими, эх да черными буквами на белых страницах, этой, в конце концов, неутоленностью возникновения текстов.

А что до особого дара видеть и чувствовать, так на то Левкин и писатель. К тому же очень хороший.

Ольга Хрусталева

НАСТУПЛЕНИЕ ОСЕНИ В КОЛОМНЕ

Коломна начинается - идя по Садовой - от Крюкова канала в сторону площади Тургенева, быв. Покровской, в центре которой стоял храм, взорванный, на его месте теперь сквер - точно на перекрестии Садовой и быв. Английского проспекта; Коломна, собственно, является островком, образованным каналами Крюковым, Грибоедова (быв. Екатерининский, быв. речка Кривуша) и Фонтанкой; возможно, впрочем, распространяется чуть дальше вдоль Английского проспекта (ныне - пр-т Маклина) в сторону поэта Блока, до Мойки, углом выходя на Новую Голландию.

Когда приглядеться к ее архитектурным новостям, нынешнее положение Коломны мало отличается от положения прежнего - известного по временам если и не пушкинским, то достоевским. Наряду со своей обыкновенной обветшалостью район сохраняет привычные свойства городской окраины - за век утратив разве только этнографические особенности: еще более опростившись и подрастеряв сословные признаки - в силу представленности тут всех, наверное, городских слоев и профессий. Конечно, сохраняющаяся досель окраинность Коломны и инерция - уже, пожалуй, литературного характера - заставляют Коломну пребывать спокойной, немного сонной и уж заведомо ленивой и незлобливой так что даже два ларька, торговавшие уже неизвестно чем в сквере на Покровской площади и сожженные не так давно, своим видом не наводят на мысли об агрессии, но, скорее, о вечной российской - отчасти оперного склада безалаберности, незатушенной сигарете, а если даже и о сведении счетов, то каком-то корявом и слишком уж бесхитростном.

Видимо, патриархальность округи - все длящаяся и лишь истончающаяся, не обрываясь, - связана с вечной петербуржской мукой: с тягой бывать на людях, оставаясь в одиночестве.