Фитиль для керосинки   ::   Садовский Михаил

да, композиторы уже давно хорошо почувствовали музыкальную интонацию Садовского... Хорошо помню, как все начиналось... со стихов о музыке. Мой брат учит Шумана,

Мой брат зубрит Шумана,

Мой брат долбит Шумана...

И больше нет Шумана -Я слышу бездельника шумного...

Музыка не отрывается от повседневности, но преобразует повседневность и, в конце концов, возвышает ее. Теперь уже у Садовского целая летопись о музыке и музыкантах, начиная с Перголези и кончая великим Дмитрием Шостаковичем. Но, пожалуй, самым удивительным жанром, в котором Садовский проявляет свое мастерство, внедряясь в чужие стили, -- хоровые циклы. Что это значит? Когда-то в IХХ столетии знаменитый американец Эдуард Мак-Доуэлл создал "Идиллии Новой Англии" -- инструментальные пьесы. Подчеркиваю -инструментальные. Садовский же почувствовал в них дыхание живого слова и наделил их словом, расширив поэтические эпиграфы, предпосланные Мак-Доуэллом. Известный профессор Московской консерватории Владислав Геннадиевич Соколов необычайно вдохновился этим. Так и родились хоровые поэмы, выдержавшие уже несколько изданий и ставшие популярными в хоровых коллективах.

А с течением лет получили новую жизнь произведения Гретри и Рамо, Гайдна и Бетховена, Листа и Шумана, Грига и Дворжака. Даже инструментальный Сергей Прокофьев не был обойден его вниманием.

Превращение "абстрактного в конкретное" блягодаря поэтическому слову, органично впитывающему в себя эмоции и смысл музыкальных мотивов, стало целым направлением творчества. И думаю, что для Америки это особенно близко. Именно в этой стране считается нормой, например, петь темы из ноктюрнов Шопена или симфонической фантазии Чайковского "Ромео и Джульета" тоже со словами. Если угодно, -- это форма популяризации классики. И полагаю, что в Новом Свете Мишу Садовского, столь чутко отражающего музыку в слове, ждет успех и на этом поприще.

Наконец, о прозе Садовского.

Затрагивая широкий спектр социально острых проблем, автор отнюдь не удаляется от музыки. Собственно говоря, музыка, понимаемая достаточно широко, определяет те литературные жанры, в которых работает Михил Садовский. Не знаю, нужно ли их называть рассказами или окрестить как-то иначе. Они порой лишены ярко выраженного сюжета, который в обычном рассказе движет действие. В этом плане у Садовского много статики. Но вслушайтесь в нее, в эту статику, внимательно вслушайтесь, и вы наверняка почувствуете главное: прелесть сердечного расположения к человеку, о котором повествует писатель. Именно чувство ведет нас за собой, т.е. то, что составляет основу музыкальности. И заметьте, в литературной стилистике Садовского постоянно присутствует волнение музыкальной речи. Отсюда бесконечные отточия, (как бы неожиданные паузы-размышления внутри музыкальной фразы), отсюда повторы-возвраты, (музыкальная репризность), отсюда сбивки одного на другое, (своего рода полифоническая аритмия)... И слышится мне, что в драматургии его рассказов звучат лейтмотивы -- снова музыкальные аналоги. Потому-то старая Прасковья, изверившаяся во всем и во всех, повторяет: "Ня будить дела!" Этим антилозунгом и венчается "Пустырь".По-моему, здесь очень важно, что Прасковья говорит по-деревенски, на местном диалекте. А другие говорят с польским колоритом -- ("Вацек"),или с еврейским -- ("Агафья Павловна", "Фитиль для керосинки", "Гойка"). В литературной лексике Садовского это серьезнейший элемент звучащего характера. Он может поддерживаться и тем, что процитируется "Лесной царь" Шуберта -- ("Очередь"), или тем, что в синагоге прочтут хороший кадиш -- ("Фейс ап"), или даже тем, что в характеристике еврея помянется о том, как он ел:"очень красиво, будто совершал литургию, гимн радости" -- ("Третий звонок").