Год Дракона   ::   Давыдов Вадим

— Второй план?

— Разумеется, есть второй план. Если получится то, что задумано, то мы ее друзей из Нового университета просто переедем.

— Какая нетривиальная мысль, величество. Ныряй дальше, тут неглубоко.

Вацлав посмотрел на него так, что у Майзеля пропала охота веселиться:

— Мы хотели напугать только наших врагов. Но заодно и друзей напугали. Или тех, кто мог быть нашими друзьями… Кто должен был быть. Все очень близко подошло к пределу, Данек. Так больше нельзя. Да, мы живем слишком спокойно и сыто. Фронтир далеко, здесь, в стране, все просто замечательно, наши соседи — сплошь дружественные демократии, а то и союзные монархии… И на фоне этой буколики возникает всякое дерьмо про тебя и Марину…

— При чем тут они?!

— Ни при чем. Источник, скорее всего, вообще не здесь. Но мне нужны эти люди, Дракон. Мне нужна их убежденность и вера в правое дело. В то, что наше дело — правое… И ты сделаешь это для меня. Ты слопаешь их со всеми потрохами и выплюнешь к моим ногам, полностью и безоговорочно готовыми служить нашему делу. Потому что никто, кроме тебя, на это не способен.

— То есть? Что, какая-нибудь книга — или пусть даже целая библиотека — могут убедить этих людей? Не смеши меня, величество. Да и что мне им сказать, если они…

— Вот и подумай, что им сказать. Им и пани Елене. Если ты сумел убедить в своей правоте меня, не говоря о прочих, то уж кучка говорливых интеллектуалов не могут смущать тебя просто по определению…

— Ну, убедить тебя было вовсе не таким уж сложным делом, величество.

— Да?!? Скажи-ка мне еще что-нибудь, чего я не знаю!

— Все, все, не вопи, величество, я понял. Но дело в том… Ну, мы не можем нравиться всем. Так не бывает. Это нормально.

— Ошибка. Я — король, и я должен нравиться всем. Это аксиома. А ты своим монашеским затворничеством мешаешь мне это всеобщее обожание фиксировать на нужном уровне. Ты не монах, ты еврей.

— Девяносто без малого процентов населения, столько лет подряд считающих тебя великим монархом, — это неприемлемый уровень?! Величество, ты просто зажрался.

— Возможно.

— Ты хочешь сказать, что мое правило про журналистов и всех прочих было ошибкой?

— Нет. Но стало ошибкой. Помнишь, ошибка, — это хуже, чем преступление.

— Величество, ты иногда меня удивляешь…

— Спасибо, дорогой.

— Ты знаешь, что у меня миллион важных дел? Миллион!

— У тебя всегда есть миллион других важных дел. А теперь будет миллион одно. Я ведь не должен уговаривать тебя, как гимназистку? Вот и чудесно. Марина считает, что все наскоки пани Елены на тебя — это вызов на ристалище…

— И вы хотите, чтобы я с этой щукой… ристался?!

— Что ты с ней будешь делать и в каком порядке, меня абсолютно не волнует, — в тоне Вацлава появились отзвуки металла. — Я хочу, чтобы ты с ней для начала просто поговорил. А что из этого вырастет, мы увидим. Я хочу, чтобы она… Чтобы лучшие из них были с нами. На нашей стороне. Она — лучшая, Данек. Поверь мне.

— Ты как будто мне ее сосватать хочешь…

— Кто знает, Данек. Кто знает…

— Может, мне еще сфотографироваться для женского журнала?!

— Неплохая мысль, — ухмыльнулся Вацлав. — Ты у нас красавец-мужчина, так что я бы не стал совсем уж пренебрегать этой идеей…

— Величество!!!

— Данек, надо немножко отпустить гайки. Это важно. И ты не можешь этого не понимать.

— Я понимаю, — пробурчал, остывая, Майзель. — Все я понимаю. Ох, бедный я, бедный…

— Ты не бедный, не ной. Как назывался этот дурацкий сериал… «Богатые тоже плачут»? Вот и твоя очередь пришла…



ПРАГА, «GOLEM INTERWORLD PLAZA». ИЮНЬ

От короля Майзель поехал прямо к себе, где и заночевал. Едва только начался рабочий день, Майзель набрал код прямой связи Богушека:

— Доброе утро, Гонта. Зайди, поболтаем.

— Уже.