И танки наши быстры   ::   Верещагин Павел

Он прислушался к шуму и звукам музыки, пробивающимся в разговор, – в центре развлечений «Петрович» народ гулял круглые сутки без перерыва.

– Слушай, Айвазовский, – спросил он, – а чей это пингвин тут у меня бродит? Мы что, вчера в цирке были?

Друг на том конце линии замер. Потом он, прикрыв рукой трубку, сказал что-то дружкам, находившимся рядом. Те смолкли на мгновение, а потом дружно захохотали.

– Вы что? – спросил Бурцев.

– Да ничего!

– А пингвин чей?

– Так это… твой!

– Кто – мой?

Айвазовский некоторое время молчал, стараясь не рассмеяться.

– Ты что, ничего не помнишь? – спросил он.

Бурцев начал терять терпение.

– А что я должен помнить? – спросил он.

– Ты его вчера купил!

– Кто?

– Ты!

– Где?

– У мужика возле метро.

На том конце линии дружно заржали. Бурцев покраснел. Он покосился на стоящего рядом пингвина. Тот внимательно слушал разговор, чуть склонив голову набок.

– Ты что, совсем ничего не помнишь? – опять спросил друг. – Мы были у тебя. Потом в бане. Потом пошли в клуб шары гонять. Там добавили. Из клуба вышли… Патрикеев стал тачку ловить. Но нас пьяных никто сажать не хотел. А ты увидел, что в переходе животных продают. Кто котят, кто щенка. Бабка какая-то кролика толкает. Ну и мужик с пингвином.

– Что еще за мужик? – мрачно спросил Бурцев.

– Обычный. В ушанке и унтах. Полярник.

– И что?

– Ну ты и купил.

– А зачем?

– Ты у меня спрашиваешь? Не знаю. Понравился очень!

Бурцев посмотрел на пингвина. Маленький такой. Неказистый. Пахнет водорослями…

– А мужик что? – спросил он.

– Ничего. Взял деньги и ушел.

Бурцев нахмурился. Как же это получилось, что он ничего не помнит?

– А вы?

– Мы – отговаривали, – заверил друг. – Но ты уперся – и ни в какую. Покупаю и точка. «На тещу мою, орал, похож. Научу его тапочки приносить. Чтобы пришел домой, а тебе теща тапочки несет».

Бурцев поморщился. До чего же люди глупеют под действием алкоголя!

«Отговаривали они, – подумал он. – Небось, рады были бесплатному представлению. Жеребцы!»

– Ну, елки-палки… – проговорил он.

– А ты что, вообще ничего не помнишь? – спросил на том конце провода лучший друг.

Бурцев опять не посчитал нужным ответить.

– И почем же нынче пингвины? – как можно более небрежно спросил он.

– Ты – купил за пятьсот баксов, – дипломатично сообщил Айвазовский.

– За пятьсот?! – удивился Бурцев. – А у меня что, с собой было? – спросил он.

– Наодалживал у всех. У меня, между прочим, сотку…

Бурцев замолчал. Ничего себе аттракцион! С какого, интересно, квасу его так понесло?

– Да ладно, ты не расстраивайся, – успокоил его Айвазовский. – Патрикеич вчера у метро сказал, что он в зоомагазине точно такого же за тысячу видел. Так что ты лишнего не переплатил.

«Сволочь он, твой Патрикеич», – почему-то подумал Бурцев сердито.

– Ладно, разберемся, – оборвал он разговор.

– Приедешь? – спросил Айвазовский.

– Позже. Я перезвоню.

И Бурцев повесил трубку.

Он закурил, сел на табуретку на кухне и посмотрел на пингвина новыми глазами. Вот, значит, как. Значит, у этого пингвина нет никакого хозяина, который забыл его по рассеянности, а точнее, этот хозяин – сам Бурцев. Интересное получается кино.

Он поднял затихшую корзину и вынес ее на балкон. А сам накинул куртку, сунул в карман пакет и вышел из квартиры.

«Вот интересно, – думал Бурцев, стоя у лифта, – и почему мы в России столько пьем? И дело даже не в том, что много, а в том, что всегда больше, чем стоило бы. Да-да! Вот выпил ты, например, три рюмки или четыре. Или даже пять. Не важно сколько – у каждого своя норма. Главное, что чувствуешь – уже хорошо! В голове весело, язык развязался… И ведь по опыту знаешь, сколько дальше ни пей, лучше не будет.