Интеллигентное бревно   ::   Чехов Антон Павлович

Признаете вы себя виновным?

- Еще бы! Да ты давно таким серьезным стал? Хе-хе...

- Не признаете? - перебил его судья, ерзая от конфуза на стуле. Власов, расскажите, как было дело!

- Очень просто-с! Я у них, изволите ли видеть, в лакеях состоял, в рассуждении, как бы камельдинер... Известно, наша должность каторжная, ваше в-е... Они сами встают в девятом часу, а ты будь на ногах чуть свет... Бог их знает, наденут ли они сапоги, или щиблеты, или, может, целый день в туфлях проходят, но ты всё чисть: и сапоги, и щиблеты, и ботинки... Хорошо-с... Зовут это они меня утром одеваться. Я, известно, пошел... Надел на них сорочку, надел брючки, сапожки... всё, как надо... Начал надевать жилет... Вот они и говорят: "Подай, Гришка, гребенку. Она, говорят, в боковом кармане в сюртучке". Хорошо-с... Роюсь я это в боковом кармане, а гребенку словно чёрт слопал - нету! Рылся-рылся и говорю: "Да тут нет гребенки, Архип Елисеич!" Они нахмурились, подошли к сюртуку и достали оттуда гребенку, но не из бокового кармана, как велели, а из переднего. "А это же что? Не гребенка?" - говорят, да тык меня в нос гребенкой. Так всеми зубцами и прошлись по носу. Целый день потом кровь из носу шла. Сами изволите видеть, весь нос распухши... У меня свидетели есть. Все видели.

- Что вы скажете в свое оправдание? - поднял мировой глаза на Помоева.

Помоев поглядел вопросительно на судью, потом на Гришку, опять на судью и побагровел.

- Как я должен это понимать? - пробормотал он. - За насмешку?

- Тут никакой над вами насмешки нет-с, - заметил Гришка, - а вам по чистой совести. Не давайте воли рукам.

- Молчи! - застучал Помоев палкой о пол. - Дурак! Шваль!

Мировой быстро снял цепь, выскочил из-за стола и побежал к себе в канцелярию.

- Прерываю заседание на пять минут! - крикнул он по дороге.

Помоев пошел за ним.

- Послушай, - начал мировой, всплескивая руками, - скандал ты мне устроить хочешь, что ли? Или тебе приятно слушать, как твои же кухарки да лакеи в своих показаниях будут тебя чистить, осла этакого? Зачем ты приехал? Без тебя я не мог дела решить, что ли?

- Я же у него и виноват! - растопырил руки Помоев. - Сам комедию эту устроил и на меня же сердится! Посади этого Гришку под арест, и... и всё!

- Гришку под арест! Тьфу! Каким дураком был ты, таким и остался! Ну, как же это можно Гришку под арест!

- Посади, вот и всё! Не меня же сажать!

- Прежние времена теперь, что ли? Гришку он побил и Гришку же под арест! Удивительная логика! Да ты имеешь какое-нибудь понятие о теперешнем судопроизводстве?

- Отродясь я не судился и судьей не был, а так я понимаю, что явись ко мне с жалобой на тебя этот самый Гришка, я так бы его с лестницы спустил, что и внукам запретил бы жаловаться, а не то, чтобы еще позволять ему замечания свои хамские делать. Скажи просто, что насмеяться хочешь, прыть свою показать... вот и всё! Жена, как прочла повестку да как увидала, что ты всем кухаркам и скотницам повестки прислал, удивилась. Не ожидала она от тебя таких штук. Нельзя так, Петя! Так друзья не делают.

- Но пойми же ты мое положение!

И Шестикрылов принялся объяснять Помоеву свое положение.

- Ты посиди здесь, - кончил он, - а я пойду и заочно решу. Ради бога не выходи! Со своими допотопными понятиями, ты такое ляпнешь там, что, чего доброго, придется протокол составлять.

Шестикрылов пошел в камеру и занялся разбирательством. Помоев, сидя в канцелярии за одним из столиков и перечитывая от нечего делать свежеизготовленные исполнительные листы, слышал, как мировой склонял Гришку к миру. Гришка долго топорщился, но наконец согласился, потребовав за обиду десять рублей.

- Ну, слава богу! - сказал Шестикрылов, входя по прочтении приговора в канцелярию. - Спасибо, что дело так кончилось... Словно тысяча пудов с плеч свалилась. Заплатишь ты Гришке 10 рублей и можешь быть покоен.

- Я Гришке... десять...