Их жизнь, их смерть   ::   Айзман

Ты принесешь?

Проснулся новорожденный и стал издавать какие то странные, жалкие звуки: не то он кашлял, не то давился.

- Ты принесешь?

- Хо-хо-хо!

- Ты там сам нажрешься?

Жюль обернулся лицом к родильнице и не громким голосом, спокойно, не спеша, промолвил:

- Верблюд. И отчего ты не издохнешь?

Эрнестина схватила медный светильник и с размаху швырнула им в мужа. Но дверь за Жюлем уже запахнулась, светильник ударился в дверь, а потом шлепнулся на пол.

II

Могильщика Жако надули.

Его, как последнего мальчишку, надули, и он этого нисколько не скрывал. Да и то сказать: зачем же скрывать? Зачем покрывать мошенников?

Добросовестность, порядочность - это прежде всего, - рассуждал он. - А тут... Хорошо! Пусть посторонние рассудят: плату человеку назначили не помесячно, как это всегда практиковалось, как следовало бы, - но поштучно, за каждую могилу в отдельности. А потом взяли и перестали умирать. Честно это? По совести это? Могильщику, что же жить не надо?.. А никто не умирает, и третий месяц никому не надо могил.

Жако имел необычайно широкую, сильно согнутую спину, огромный, горбатый нос, круглую, серую бороду, которую в иные воскресенья расчесывал, и ко всему этому - бас, такой же глубокий и темный, как и его могилы. Должно быть, дошел этот бас и до бога, и в неограниченной мудрости своей всеблагий рассудил, что с могильщиком уж лучше не ссориться. Итак рассудивши, исправил свою ошибку и поступил совсем уже по иному: в одну неделю в деревне скосил четырех человек. По божески поступил.

Теперь Жако заплатил в кабаке старика Виара все что был должен, а остальные из заработанного на четырех

могилах пропил. После этого стал пить в долг. Пил виноградную водку и сливную, пил кислое красное вино, пил вино белое, но главным образом пил абсент.

- Абсент, - это то, что нужно, - доложил Жако Жюлю, сидевшему с ним за столиком. - Абсент, это абсент. А водки эти, ликеры, - пустое, одно рассуждение, и в них нет никакой крепости.

Анаиза Виар, дочка кабатчика Виара, сидевшая за стойкой, обиделась.

- Как "нет крепости"?! В нашей виноградной шестьдесят градусов.

Жако поднял голову, правый глаз закрыл, а левым подмигнул Анаизе.

- А в тебе самой, моя крошка, сколько в тебе градусов?

Девица Анаиза Виар ростом была вдвое выше Жака, а лет ей было что то около сорока пяти. Со всеми парнями деревни и со всеми проезжающими она, на весьма сходных условиях, вступала в более или менее кратковременное сожительство. В последнее время, однако, она до такой степени износилась и облезла, что роспродажей ее остатков, даже и по крайне пониженным ценам, уже никто не интересовался. Ласки ее встречали упорное сопротивление, и на них, как и на могилы Жако, совсем не было спроса, даже и среди стариков.

- Ах, я и забыла, - жеманно щуря глаза, вскрикнула Анаиза, поворачиваясь к Жюлю. - Тебя, ведь, поздравить надо, ты сделался отцом.

Жюль исподлобья посмотрел на Анаизу и икнул.

- Отцом?.. Ага... Ну да, сделался... Поздравляй... А вот видишь, стакан пустой? Пустой, - значит надо налить...

- Что ж у тебя: наследник или наследница?

- Чего?

- Мальчика родила Эрнестина, или девочку?

Жюль уставился на стакан с абсентом, подумал и сообразил, что не знает и сам.

- Мальчик или девочка - это все равно, - разъяснил Жако. - Одна цена могилы, хоть и для мальчика, хоть и для девочки.

- Девочка, мальчик - это все равно, подтвердил Жюль, икая.

- Девочка вырастет - шлюхой будет. Сын также чорт знает чем сделается, - рассудительно гудел бас могильщика.

- Видишь ли, Жюль, - лукаво ухмыляясь, начала Анаиза, - тут вот говорили, что Эрнестина какое то чудовище родила.

Жюль поднес было стакан к усам. При последних словах Анаизы он стакан поставил обратно на стол и ничего ни говоря, уставился на кабатчицу.

- Чудовище? - спросил он шопотом.

- Да, кто то говорил... не помню кто...