Юность   ::   Почивалин Николай Михайлович

Маринников поскреб затылок, решительно взял ручку.

Все еще не веря собственной удаче, я смотрел, как на чистом форменном бланке размашисто, от руки он писал:

"...военкомат направляет вам..."

- На!

Спустя два часа меня официально зачислили в состав армейской газеты, и вот я еду вместе со всеми в темную вимнюю ночь. Пункт назначения Западный фронт!

В коридоре тишина. Из купе доносится богатырский храп, не заглушаемый даже стуком колес, гудками. Вхожу Храпит розовощекий крепыш, начальник нашего издательства Гулевой. Тихо, беззвучно спит начальник отдела фронтовой жизни, немолодой, внешне невзрачный капитан Левашов. Крупное, непропорционально удлиненное лицо его и во сне дышит каким-то устоявшимся спокойствием внутренней силой. Замысловато высвистывает литсотрудник Миша Гуарий, вчерашний студент Московского университета, страстный историк. Нервные, тонко очерченные ноздри его смешно оттопыриваются. У него по-детски беспомощное лицо, такое выражение бывает у каждого близорукого, снявшего очки. Когда я вхожу, Гуарий на секунду открывает глаза и снова спит.

Пока более других мне симпатичен Левашов. Может быть, это потому, что я его знаю лучше остальных. Он появился у нас почти одновременно с Прессом, присаживался за мой стол. Работая, мы изредка перебрасывались словами. Сдержанный капитан мне сразу же понравился.

Не было у него и заносчивости, как у Грановича, перед своим младшим собратом. Левашов был кадровым военным, я с удивлением слышал вчера, как буднично и просто говорил он о войне.

Забираюсь на верхнюю полку. Тяжелая усталость наваливается на меня, раскачивает, и вот уже несется навстречу горячий, огненный вал. Он рассыпается на мелкие искры, гудит, и я понимаю, что это - Западный фронт...

2

Маленький районный городок, в котором мы расквартировываемся, живет шумной, на первый взгляд совсем не военной жизнью. По утрам над деревянными крышами одноэтажных домиков висят голубые столбики дымков погода стоит тихая, безветренная. На большой площади, занимающей едва ли не половину городка, гомонит базар. Набрасываемся на творог, сметану, кислое молоко - стоит это все по нынешним ценам очень дешево.

Метников завтракает, обедает и ужинает простоквашей, уверяя, что она способствует долголетию. Первый день ходим отяжелевшие, довольные. Благодать!

Но шумный базар - единственное, что осталось в городке от мирной жизни. Да и базар, если повнимательней приглядеться, далеко не тот: продают только женщины и продают только съедобное. Покупатели - исключительно наш брат, военный. Меньше шуток, больше настороженных, беспокойных лиц. Разойдется базар - городок пустеет. Многие жители уже эвакуировались фронт, говорят, очень близко. По вечерам - ни огонька, ни человека.

На углах - патрули. И невольно представляешь другую, мирную, зиму в таком городке: веселая толчея у ярко освещенного кинотеатра, беспрерывное хлопанье дверей магазинов, звуки вальса на лунных дорожках катка...

Вспомнишь вот так, и уже сам не веришь: полно, было ли это в самом деле?

Прошел слух, что за городом, прочно вмерзнув в лед реки, стоят две баржи с табаками звакуированной фабрики "Дюбек". Сообщали и подробности "начальство"

этих Табаков свирепое, интенданты пытались разжиться душистым "Дюбеком", но вернулись ни с чем. Но ведь мы не интенданты! Маленькое совещание курящих нашей редакции, за исключением Пресса, которого мы не информируем о затее, решает командировать на баржи шофера Лешу Зайцева. Этот рослый красивый парень отличается удивительным умением сходиться с людьми, причем в его манере нет ни отталкивающей развязности, ни такой же отвратной угодливости.

Леша является часа через три с большим свертком,

- Ну, как?

- Нормально.