Каблуков   ::   Найман Анатолий

Он ехал с Юго-Западной, прямая линия до его Сокольников, но вышел на Кропоткинской, захотелось пройтись поверху. Не Адмиралтейская набережная, но все-таки - Пушкинский музей, Боровицкие ворота, Дом Пашкова. Разрушается увы, разрушается. Метро растрясывает - как еще до сих пор не рухнул? Останется этот ровный крутой зеленый склон, и никакого белого фронтона наверху, никаких колонн. Остался же дом без Пашкова, теперь земля без дома.

Каблуков ехал из больницы, где его жена умирала от рака - теперь уже легких. Невозможно по несколько часов сидеть в палате, потом в метро - и сразу домой, захотелось пройтись. В ту минуту, когда Ксения обратилась к нему, в голове его вертелся и никакими силами не изгонялся осколок сегодняшнего разговора с женой: "Помнишь, как ты говорила, что из избы время от времени раздается грохот моей схватки с очередным притащенным из леса клещом?" "Мы же условились никогда не говорить друг другу "помнишь"".

II

Я, Николай Сергеевич Каблуков, шестидесяти трех лет от роду, место рождения - город Пушкин Ленинградской области, росту сто девяносто на момент прохождения призывной медкомиссии военкомата в 1957 году, а с тех пор ни разу не мерялся, не глядя откладываю книжку, которую читал, протягиваю руку за голову и выключаю настольную лампу. Все - точно в десятку, похоже на ковбойский фильм: книга - на стоящий впритык к дивану стул, ровно настолько правей его середины, насколько левей стоит будильник. Выключатель - в аккурат на длине вытянутой руки, в аккурат на той высоте, на какую выводит руку подъем подушки.

Еще бы мне не знать, где что и как что ляжет: я в этой комнате живу тридцать сколько-то лет - с тех пор, как переехал в Москву. Переехали. Называется "мой кабинет". Одиннадцать метров - весьма любимых. Вполне хватает, в самый раз. Стол, диван, книжные полки, крутящаяся этажерка. Всякие картинки на стене: то, что дарили. Сперва комната как комната, квадратных метров одиннадцать, кубических двадцать девять. Потом обжилась и уменьшилась, до, так примерно, размеров микроавтобуса, а теперь уже ближе к одежде: тулуп такой. Напрашивается "деревянный бушлат", но как на духу: ощущения такого нет ни вот столько. Формальная, а потому некорректная, метафора.

Восемь утра, восемь с минутами. Когда бы ни заснул, в восемь просыпаюсь. Иду, задевая за стены, в уборную - не потому, что нужно, а чтобы что-то уже утреннее сделать и лечь обратно в постель. Почитать и, если не доспал, по возможности заснуть, не получится - подремать. Вчера заснул в третьем часу. Я телевизор не смотрю - сосед заставил. Обязал. "Вы, конечно, профессионал, сами сценарист (обожаю это "сами": раз "вы", то на "сам" язык не решается, примямливает в конце "и"; да и как-то неуважительно - "сам", "сами" - жантильней), я же только рядовой зритель, но вот клянусь: про бандитов, а гениально! Последняя серия - обещайте, что посмотрите. Посмo трите и скажете, что я прав". Про бандюков, но сделано вполне прилично. Хорошее кино. В холодном свете, и вообще много вечера и зимы. Видно, что мороз, а они в элегантных пальто и без шапок. У героя шикарный темперамент, и у режиссера темперамент, и остальные играют почти без фальши. Ну есть, конечно, сопли, есть немного и сиропа, но минимально. Так сказать, бандиты, какими мы их любим, - чего еще надо! Я газет не читаю - телевизор не смотрю и газет не читаю, - но уверен, завтра выкатятся все моралисты: гимн криминалу! кому вы нас заставляете сочувствовать? Да вот не вам: не вам, а тем, в ком огонь. В ком талан, а не ваша едея.

Кончилось около часа, лег и стал читать. Неважно, какую книгу. Хорошую. Очень хорошую книгу. А рассказывать неохота, да и скучно рассказывать, что читал. Найдите и прочтите. И, значит, утром ее открыл, но не захотел под нее засыпать. Не захотел ее читать в качестве текста, способствующего сну.