Карнавал   ::   Арагон Луи

"

Я думал: у нее прекрасные глаза, как агат, возможно потому, что тогда еще не находил ее красивой. Это впереди. Я себя знаю.

Но уж очаровательна она была, это точно. Я мог бы сказать ей-вы очаровательны... не рассердится ли она? Только сейчас, когда она из учтивости спрашивает меня, жив ли еще Дебюсси.

Да, да, жив. Он написал недавно очень красивую "Рождественскую песнь детей"... Я осекся. Хоть она и говорит по-французски, не бестактно ли... "Всем враги завладели, нет у нас даже постели..." Я пела "Деву-Избранницу", сказала она. На благотворительном концерте. Во время войны? Естественно. До войны мой голос... мне тогда еще и пятнадцати не было. Я чуть не сорвала голос на Die Zauberflote, я хочу сказать на "Волшебной флейте": вы ведь говорите по-немецки, насколько я понимаю? Она кивнула на книжку Рильке рядом со мной на скамье. Я покраснел.

Плохо, плохо... последние четыре года у меня не было практики.

Почему? Ее это, казалось, удивило. Какая глупость. Даже с военной точки зренья. Ну, не знаю, для подготовки шпионов хотя бы!

Возможно. Музыка... Практика... знать язык. чтоб захватить врага врасплох, обезоружить, поразить в самое сердце. У Рихтера Шуман живет в пальцах, да, вот уж троянский конь! Но мы сейчас не воюем с Германией. Да и о какой войне речь? Их было две. О чем думал Роберт Шуман, когда писал "Карнавал"? Мог ли он вообрази ть. чю в домике в... нет, запнулся я перед названьем городка вовсе не из желания замести следы, просто я не слишком уверен, география перепуталась у меня в голове... ну, допустим, в Решвоге... Мог ли Шуман представить себе. какие отношения возникнут благодаря его музыке между кандидатом в офицеры Пьером Удри и Беттиной Книпперле? Не знаю точно, в каком году был написан "Карнавал", но, когда позже Роберт бросился в Рейн, не эти ли колокола звенели у него в голове, может быть, было так, и этот Рихтер, и этот "Карнавал"... Услышит ли Моцарт в своей братской могиле на кладбище Санкт-Марксер, как срывается голос, поющий "Волшебную флейту", законченную им за три с небольшим месяца до смерти? Нелепые вопросы, как и все, что проносится в голове, когда слушаешь музыку. Но именно из этих нелепостей, в конечном итоге, сложилась моя жизнь.

Музыка есть медитация, дорогая моя Беттина, в ней бред и логика, она сообщает смысл немыслимому, этой поездке, этому путешествию в тряском полутемном вагоне ноябрьским вечером 1918 года, и один бог знает, что думаем мы оба на пути в Бишвиллер о выпавшей нам удаче на игорном столе Судьбы! Но игра только начинается. Впрочем, разве мы не расстанемся, выйдя из поезда? И только когда поезд останавливается, мы обнаруживаем, что оба выходим на одной станции... и даже тогда-ночь, снег... я не знаю, где вы живете. Мне необходимо было найти командный пункт, а ваши ноты были недостаточно тяжелы и не могли послужить предлогом, чтобы я проводил вас до дому.

Так жизнь оборачивается карнавалом, где маски, столкнувшись, тут же теряют друг друга. Легкие хлопья снега падали на мое лицо, воздух был свеж и колюч, как молодость. Как же она выглядела, эта девушка, с которой мы только что расстались?

Мне виделись лишь одни черные глаза, нечто противоположное звездам. Что она говорила, музыка... но главное, что говорил я сам? Между тем во мне жили свои слова, которые даны не каждому. Я нес в себе свою тайну. Но какую жалкую чушь я плел! Даже не взял ее за руку, затянутую в перчатку. Однако если я здесь, то не зря же? Конечно, я не знаю своей роли. Но кто ее знает в моем возрасте?

Сорок с лишним лет меня так ничему и не научили. Я не умею подавать реплики. Из этой ложи, куда привела меня вся моя жизнь, я слушаю "Карнавал". Пианист откинулся назад, вот он наклоняется и вновь выпрямляет спину.