Китайский проезд   ::   Тополь Эдуард

— Винни, ты шутишь? Я в жизни не видел таких денег!

— Что? — Винсент повернулся к нему левым ухом, он был глуховат на правое.

— Я в жизни не видел таких денег, клянусь! — повторил Зускин.

— А этот форум?

— Он меня разорил, Винни! — воскликнул Зускин. — Пойди посмотри: ни один американский лох не явился!

— Fuck you! — обложил его Винсент.

— Клянусь внуками! Винни! Чтоб я так жил!…

Винсент сунул руку в карман пиджака, вытащил из него стандартный конверт фотолаборатории «Кодак» и швырнул на стол пачку цветных фотографий, веером разлетевшихся перед Зускиным.

— Этими внуками? — сказал он и вдруг вскочил, с неожиданной прытью и бешенством обежал вокруг стола и своими короткими, но мощными пальцами в золотых перстнях схватил Зускина за горло, с силой ткнул мордой в фотографии: — Этими внуками ты клянешься, сука?

На фотографиях действительно были чудные малыши в возрасте от полутора до пяти лет — играющие во дворе прелестного двухэтажного особняка… плавающие в бассейне перед еще одним домом в горах… катающиеся на пони и на санках… Клясться такими ангелами, да еще лживо, было грех.

— Fuckin' scum! — остервенело закричал Винсент. — Потрох ебаный! Внуками клянешься? Разорил тебя этот форум? Я помню твои клятвы! Я тебе за них счас яйца на уши намотаю!

И словно вдохновленный этой литературной метафорой, он левой рукой вздернул Зускина за шиворот над креслом, а правую просунул ему сзади меж ног, ухватил за пах и стал воплощать метафору в жизнь с такой силой, что Зускин, распахнув хрипящий рот, задохнулся от боли.

— Ну? Помнишь, как ты клялся быть мне братом? — в бешенстве тряс его Винсент. — Помнишь, как умолял спасти твою белую жопу? И я тебя спас! От самого большого члена Риверсайдской тюрьмы, верно? Ты помнишь ту черную колумбийскую залупу? Она была больше полицейской дубинки! Ты помнишь, кто тебя спас от нее? Помнишь?

— Да… да… — хрипел Зускин. — Ты, Винни… Ты…

— Громче! Я не слышу правым ухом!

— Ты, Винни!

— И кто двенадцать лет прятался от меня? Кто? Говори!

— Я, Вини. Я…

Неожиданно Винсент выпустил Зускина, как дети роняют на пол надоевшего кролика или щенка. И подошел к холодильнику, открыл его.

— О'кей, что у тебя тут?

Вытащил темную бутылку с этикеткой «Russian Kwass», посмотрел на нее с сомнением, поставил обратно и взял банку с тоником. Откупорил и стал жадно пить, кося глазом на Зускина. Тот валялся на полу, поджав в коленях ноги и обеими руками нянча в пригоршнях свою едва не оторванную мошонку.

— Сам виноват… — произнес Винсент меж глотками, отирая губы и стараясь не закапать тоником свою рубашку от «Версачи» и пиджак от «Армани». — Я пришел к тебе, как к брату. А ты меня сразу вывел из себя. — Он небрежным жестом вздернул Зускина с пола в кресло. — Ладно, не прикидывайся, будто у тебя там есть что оторвать. Слушай. Я проиграл колумбийцам свой бизнес. Если до конца недели я не отдам им хотя бы половину долга, мне придется откупаться от них этими фотографиями. С адресом твоего дома в Санта-Монике и виллы в Пасадене. Ты понял? А у колумбийцев нет чувства юмора, ты же знаешь. Когда они возьмут твоих внуков за яйца, то уже не отпустят…

Что-то в голосе Винсента сказало опытному Зускину, что Винсент не шутит и не берет его на понт. Он живо представил, что будет с его любимыми внуками, попади они в руки колумбийской мафии. И разом покрылся холодным потом.

— Сколько? — спросил он негромко.

— Я же сказал: двести сегодня и еще пятьсот до конца недели.

— Но это невозможно, Винни…

— В долг! Под десять процентов! — Винсент уже не требовал и не просил, а умолял его действительно как брата. — Ровно на год, Эзра! Я отдам, поверь! Иначе мне конец! Ты же обещал быть мне братом!

— У меня нет таких денег, клян…

— Опять? — перебил Винсент, тут же вскипая.