Короче:   ::   Горалик Линор

Она выпятила губы в грустной понимающей полуулыбке, заложила за ухо короткую прядь и осторожно взяла кофейную чашку за неудобную тонкую ручку. Тогда он пошел в подсобку, порылся у себя в рюкзаке и принес ей маленькую ореховую шоколадку, оставшуюся от поспешного завтрака в пустой электричке.



Без повода

— Первый раз, — сказала она, — мы с ним поссорились, когда ехали к моей маме в больницу.



Тенорок

Он смотрел в зал, но никого, конечно, не видел, а видел только жаркий слепящий свет. От этого света и от огромной, огромной музыки, идущей снизу и волнами заливающей сцену, он вдруг поплыл, почти оторвался от пола. Набирающийся в груди звук стал нестерпимо полным, он изумился этой полноте и с наслаждением выпустил звук наружу, в долгом, протяжном, счастливом: "Аааааааааааа!!!", от которого у него самого пьяно заложило уши. Тут его сзади подхватили мамины руки и действительно подняли в воздух, да так резко, что он прикусил себе кончик языка и истошно разревелся. В глазах еще стоял пятнами свет софитов, он ничего не видел в закулисном полумраке, кто-то смеялся, мама повторяла: "Ради бога, простите!" и "Миша, как не стыдно, как ты туда вылез?!" и опять — "Ради бога, простите!". Сквозь дрожание слез он сумел разглядеть только дядю Кирилла, как он хохочет, а потом делает серьезное лицо и громадными шагами переходит туда, в свет, и его золотая кольчуга успевает тускло блеснуть, — как хвост ускользающей из рук золотой рыбки, как отравленная игла зависти и обиды.



Почти

Свет становился ярче, она совсем не чувствовала боли, а только смешливое и опасливое возбуждение, как в детстве, когда несешься с горки, и всё вокруг так нереально, и стремительно, и гладко. Двери распахивались перед ее каталкой, те, кто толкал каталку вперед, торопливо перекидывались полупонятными фразами, одновременно тревожными и магическими. Бегущий справа от каталки держал в руках планшет, белая маска, закрывающая нижнюю половину его лица, втягивалась и выпячивалась от его дыхания. Она успела назвать ему свой возраст, адрес, семейное положение; он, не глядя, делал на планшете какие-то пометки.

— Мистер Лентер, заинтересованы ли Вы в реинкарнации, — и если да, то есть ли у вас какие-то предпочтения? — прокричал держатель планшета, ловко уворачиваясь от другой каталки, несущейся им навстречу.

— Я что, могу стать кем угодно? — изумленно спросила она, прикрывая глаза ладонью и пытаясь разглядеть его в нарастающем белом свечении. Каталка влетела в очередную дверь.

— Мистер Лентер, — сказал держатель планшета с некоторым раздражением, — Такова стандартная процедура: сначала мы спрашиваем предпочтения, потом специальная комиссия принимает решение. Пожалуйста, сосредоточьтесь.



Опаздываем

— Не хочу, — сказал он, — не хочу, не знаю. Она будет нудить. Давай кого-нибудь другого.

— Да вроде некого, — сказала она лениво и потыкала его в плечо: мол, конец эскалатора, осторожно. Они сошли с эскалатора и пошли по полупустой субботней платформе.

— Ну что ж это, — сказал он, — собрались звать — а нам и позвать, что ли, некого?

— Нехорошо всё это, — сказала она, наклоняясь, чтобы посмотреть, не приближается ли по туннелю их поезд. — Другие же люди общаются, зовут, а мы не умеем.

У него в кармане зазвонил телефон, мелодия потонула в шуме подъехавшего состава. Он поспешно вытащил телефон и посмотрел на экран.

— Ну? — спросила она. — Это кто?

— Никто, — сказал он, беря ее под руку и вводя в вагон. — Просто будильник.



Узелок

Она решила, что расскажет все Катрине завтра за завтраком. Потом решила, что расскажет ей в понедельник, перед тем, как отправит в школу, чтобы девочке было, чем отвлечься.