Короче:   ::   Горалик Линор

Потом решила, что не расскажет вообще, — скажет, что все в порядке, и расскажет правду только через месяц или два, когда уже не будет выбора. На этом решении она остановилась.

Дверь в квартиру она открывала в три толчка, не дыша, так, чтобы не скрипнуло, но Катрина все равно не спала, поднялась с дивана ей навстречу, шлепнулся на ковер пульт от телевизора. Тогда она улыбнулась изо всех сил.

— Прости, что я не позвонила, — сказала она, — не мать прямо, а ехидна. Но я думала, ты где-то бегаешь.

— Нет, — сказала Катрина, — нет, я тут.

— Прекрасно, — сказала она. — Все прекрасно. Все прекрасно, представляешь себе? Это было просто уплотнение, узелок.

— Узелок, — сказала Катрина.

— Узелок, — сказала она, — просто уплотнение. На радостях пошла в кино, представляешь.

— Что смотрела? — спросила Катрина, приседая за пультом, но все равно не отводя глаз.

Она чуть не зарычала сквозь оскаленные в счастливой улыбке зубы.

— Некоторым, — сказала она строго, — давно пора спать. Некоторых я завтра в семь пятнадцать силком не подниму. Что некоторые думают по этому поводу?

— Слушай, — сказала Катрина, — Дай мне эту юбку на завтра, а?

— В траве сидеть не будешь? — спросила она с напускным недоверием.

— В какой траве, — сказала Катрина тоскливо, — семь уроков и реферат.

Тогда она выбралась из юбки, сунула ее в руки дочери, неловко прижала дочь к себе — сильно, всем телом, как когда той было лет пять или шесть, — и быстро ушла в спальню. И пока она пыталась унять лютый озноб, лежа под ледяным одеялом в наваливающейся сверху слепой темноте, дочь в соседней комнате смотрела, не отрываясь, на бахрому юбки, завязанную по всему переднему краю в кривые, дерганные, перепутанные узлы, и не хотела ничего понимать, и уже все понимала.



С моря ветер холодный дохнул из-за туч

Документов при девочке не было, отпечатки пальцев ничего не дали. Ей было лет шесть, от силы — семь. Она была чистенькая, аккуратная, только распущенные волосы сильно спутаны и белые кроссовки в земле, как будто она долго пробиралась по парку или просто топтала газоны.

— Привет, — сказал он, присаживаясь перед девочкой на корточки и широко улыбаясь. — Я Питер, а тебя как зовут?

Девочка не шелохнулась.

— Тебе тут нравится? — спросил он. — Вообще-то я люблю эту комнату. Никому не рассказывай, но я иногда забираюсь сюда отдохнуть и поговорить с Мистером Долгоухом. — Он кивком указал на большого, мягкого, нескладного зайца, сидящего в одном из цветастых детских креслиц.

Девочка не шелохнулась.

— Мне кажется, — сказал он, — вас надо познакомить.

Он потянулся, подхватил зайца, посадил его к себе на колено и помахал девочке бескостной мохнатой лапкой.

— Привет! — сказал Мистер Долгоух дурашливым голосом. — Меня зовут Мистер Долгоух! А ты кто?

Девочка не шелохнулась.

— Давай-ка я попробую угадать, — сказал он, возвращая зайца на место. — Посмотрим, посмотрим… — Он сделал вид, что вглядывается в девочкино лицо. — Наверное, ты Мэри!

Девочка не шелохнулась.

— О, нет, конечно, не Мэри! — сказал он. — Ты наверняка Кейт!

Девочка не шелохнулась.

— Ах, нет, нет, конечно, не Кейт! — сказал он, — Как я мог так ошибиться! Ты же вылитая Джесси!

Девочка не шелохнулась. Он переглянулся с медсестрой, стоявшей у двери; медсестра смотрела сочувственно.

— Очень, очень странно! — сказал он. — Но если ты не Мэри, и не Кейт, и не Джесси, то у тебя должно быть какое-нибудь совершенно удивительное имя! Может быть, ты Кристина-Клеменция?

Девочка не шелохнулась.

— Или даже Маргарита-Юлалия! — сказал он. У него начали затекать лодыжки, и он сел прямо на разукрашенный попугайчиками ковер.

Девочка не шелохнулась.

— Дарлина-Сю? — спросил он. Метод явно не работал, девочка не вовлекалась в игру. — Ипполита-Ди? — спросил он, теряя надежду.