Коротенький отпуск мистера Лавдэя   ::   Во Ивлин

 – Будет ему коротенький отпуск».



3

С этого дня у Анджелы появилась новая цель в жизни. Круг занятий ее оставался прежним, но вид был отсутствующий, а тон – сдержанно-вежливый, что очень беспокоило леди Мопинг. (Кажется, девочка влюблена. Только бы не в сына Этбертсонов, он такой нескладный».

Она много читала в библиотеке, одолевала расспросами любого гостя, притязавшего на познания в юриспруденции или медицине; особым ее расположением стал пользоваться старый ор Родерик Лейн-Фоскот, их депутат. Слова «психиатр», «юрист», «правительственный чиновник» были теперь окружены в ее глазах таким же ореолом, как раньше киноактеры и чемпионы по боксу. Она боролась за правое дело, и к концу охотничьего сезона борьба ее увенчалась успехом: мистер Лавдэй получил свободу.

Главный врач согласился скрепя сердце, но препятствий не чинил. Сэр Родерик послал прошение министру внутренних дел. Были подписаны необходимые бумаги, и наконец настал день, когда мистер Лавдэй покинул заведение, где прожил столько лет и принес столько пользы.

Прощание обставили торжественно. Анджела и сэр Родерик Лейн-Фоскот сидели вместе с врачами па эстраде в гимнастичесном зале. Ниже расположились те из пациентов, кого сочли достаточно уравновешенными, чтобы выдержать такое волнение.

Лорд Мопинг, выразив подобающее случаю сожаление, от имени пациентов с достатком преподнес мистеру Лавдэю золотой портсигар; те, что мнили себя монархами, осыпали его орденами и почетными титулами. Служители подарили ему серебряные часы, а среди бесплатных пациентов многие обливались слезами.

Врач произнес прочувствованную речь. – Не забудьте, – сказал он, – что вы уносите с собой наши самые горячие пожелания. Мы всегда будем помнить, как работали с вами рука об руку. Время только острее даст нам почувствовать, сколь многим мы вам обязаны. Если когда-нибудь вы устанете от жизни в, слишком людном мире, здесь вас всегда примут с радостью. Ваша должность остается за вами.

С десяток разнообразных больных припрыжку пустились провожать его, а потом чугунные ворота распахнулись и мистер Лавдэй вышел на волю. Его сундучок еще раньше отправили на станцию, сам же он пожелал пройтись пешком. В свои планы он никого но посвящал, но деньгами был обеспечен, и создалось впечатление, что он едет в Лондон поразвлечься, а потом уже направится к своей сводной сестре в Плимут.

Каково же было всеобщее изумление, когда через каких-нибудь два часа он возвратился в больницу. На лице его играла странная улыбка – добрая улыбка, словно вызванная сладкими воспоминаниями.

– Я вернулся, – сообщил он врачу. – Теперь уж, надо думать, навсегда.

– Но почему так скоро, Лавдэй? Вы совсем не успели пожить в свое удовольствие.

– Нет, сэр, премного благодарен, сэр, я очень даже пожил в свое удовольствие. Много лет я тешил себя надеждой на одну небольшую вылазку. Она получилась недолгой, сэр, но в высшей степени приятной. Теперь я могу без сожалений снова приступить к моей здешней работе.

Несколько позже на дороге, в полумиле от ворот больницы, нашли брошенный велосипед. Велосипед был дамский, далеко не новый. В двух шагах от него, в канаве, лежал труп задушенной молодой женщины. Она ехала домой пить чай и имела несчастье обогнать мистера Лавдэя, когда тот шагал к станции, размышляя о своих новых возможностях.