Те же и скунс   ::   Семенова Мария Васильевна

Не в пример всяким грымзам под тридцать, безобразно щекастым и близоруким. И почти рыжим в придачу. Рыжие, они только в книжках сплошь красавицы с глазами как изумруды. Кира приняла из чьей-то руки шесть зелёненьких требований и улучила мгновение посмотреть на очередь. Через несколько человек стоял худощавый мужчина с лицом, какое всегда рисуют на плакатах, посвящённых науке. Высокий лоб, зачёсанные назад редеющие волосы и взгляд, устремлённый вдаль сквозь тонкие стёкла очков… Что он там видит? Черно-белые космосы ещё не записанных формул? Клубящуюся бахрому интегралов? Тень великой теоремы Ферма?..

Очередь понемногу двигалась вперёд. Кто-то оказывался перед Кирой, кто-то – перед её напарницей Любой. А вдруг произойдёт чудо, роясь на полке с книгами, подумала Кира. И загадала: если случится, что Интеллигент (так она его про себя уже окрестила) подойдёт именно к ней, он непременно присмотрится повнимательнее… и вдруг поймёт… поймёт, что в его жизни, до сего дня наполненной лишь ледяными симфониями тензорного анализа, должно появиться нечто новое и гораздо более важное… Кире стало грустно, радостно и тревожно.

Пятью минутами позже чудо было готово свершиться. Интеллигент оказался-таки перед Кириной стойкой, и она могла поклясться, будто ради этого он даже пропустил кого-то вперёд. Она не решилась поднять на него глаз.

– Тридцать пять четыреста девяносто девять, – нетерпеливо бросил Интеллигент. – Должно быть семь штук.

Кира встала и отправилась вдоль полок, почему-то чувствуя себя особенно толстой, некрасивой и не молоденькой.

– Господи, да что они всегда так копаются, – донеслось сзади раздражённое бормотание Интеллигента. Кира ощутила, что уши становятся малиновыми. Тридцать пять четыреста восемьдесят четыре. Потом сразу сорок ноль пятьдесят шесть… Она обернулась:

– Извините, а вы в отказах смотрели?.. Он глянул на неё так, словно она была его личным врагом, и резким движением притянул к себе коробку с отказами, чуть не выдернув её у кого-то из рук.

– Здравствуйте, – сказал Кире стоявший за Интеллигентом седенький старичок. И поправил за ухом розовый слуховой аппарат, наклоняясь поближе: – Будьте любезны, девятьсот двадцать семь. Вот тут у меня два отказа, вы пишете «на номере», скажите, может быть, возможно поставить на очередь?..

Кира принесла ему три крупноформатных труда по новгородским берестяным грамотам, на которых сверху лежала яркая английская книжка.

– Пожалуйста, Дмитрий Васильевич. – Постоянных читателей абонемента Кира, как и большинство её коллег, узнавала в лицо. Ей, конечно, далеко было до Марии Георгиевны, последние двадцать лет перманентно уходившей на пенсию, но всё же, всё же… – Сейчас на очередь запишу.

– Это я для внучки, – тыча пальцем в английский томик, пояснил Дмитрий Васильевич. – Они тысячи сдают, вы представляете?

Кира понимающе улыбнулась и придвинула к себе бланки, но поверх них шлёпнулись отказы, нервно брошенные Интеллигентом. Заполнены они были довольно неряшливо. Кира машинально прочла в уголке: «Сергеев А. К.».

– Что это вы мне тут начиркали – неправильное оформление? – спросил он тоном покупательницы, уличающей девчонку-продавщицу в недоливе молока. Я, дескать, свой бидон знаю и на тебя управу найду. – Что значит неправильное? Я вам что, мальчик? Первый раз в вашу библиотеку пришёл?..

Кира посмотрела на него в упор и увидела, что губы у него вовсе не иссохшие и потрескавшиеся от одинокого бдения над детерминантами, а, наоборот, тонкие, влажные, желчные и, кажется, готовые брызгать слюной. Вот такие преподаватели на экзаменах в охотку унижают студентов, ставя им двойки за малейший промах, случившийся от волнения. Дмитрий Васильевич с любопытством разглядывал Сергеева А.