Кровь и вода   ::   Ёсимото Банана

---------------------------------------------

Банана Ёсимото

Кровь и вода

* * *

В течение многих лет я относилась к оккультизму, столоверчению и прочим религиозного толка штучкам, таким как, например, «Китаро» или «Новая Волна», с некоторой брезгливостью и предубеждением. Когда я сталкивалась с упоминанием о подобных вещах на страницах газет, в телевизионных репортажах или в разного рода листовках, наклеенных на уличные фонари, я попросту отворачивалась и проходила мимо. Такая вот антипатия.

Теперь все немного по-другому. Я стала деликатней в отношении всех этих тонких материй. Свыклась с существованием веры в сверхъестественное. Так люди незаметно привыкают и перестают замечать ужасную форму собственного носа или кровь, текущую у них в жилах.

Мои родители были слишком порядочными людьми для того, чтобы жить обычной городской жизнью. Еще когда я была совсем крошечной, мой отец пал жертвой чудовищного обмана, в результате которого все его состояние, нажитое честным трудом и упорством характера, оказалось в руках одного проходимца. Для того чтобы простить этого человека, который был ни много ни мало старым другом отца и его компаньоном в деле, родители пошли на крайний шаг — примкнули к какой-то малоизвестной религии, являющей собой разновидность эзотерического буддизма Основатель секты — провидец, в совершенстве владевший умением читать мысли, — мне казался просто-напросто симпатичным дядечкой. Он и еще несколько человек составляли «мозговой трест» секты, члены которой вели размеренный образ жизни в маленькой деревеньке, построенной всей общиной. В один прекрасный день мой отец столкнулся с ним на улице, и тот ласково дал ему очень ценный совет, произнес именно те слова, которые необходимо было услышать отцу в ту секунду. Сколько я ни спрашивала, отец так и не сказал мне этих слов. Вскоре после знаменательной встречи родители продали дом и земельный участок, вернули долги, переехали в деревеньку, прихватив маленькую меня, и зажили общинной жизнью.

Там я прожила двенадцать лет.

Когда я сбежала оттуда, бросив все, мне было восемнадцать.

У меня не было особых причин сбегать из деревни: все жители были добры ко мне, родителей своих я любила. Мое чувство, скорее всего, походило на мгновенную решимость провинциала, который не в силах больше терпеть свою жизнь в провинции. «Все, еду в Токио! Мне бы только добраться до Токио!» Не могу сказать наверняка, так как я была в несколько другом положении, но думаю, что определенное сходство есть. Мне кажется, что в какой-то момент я просто разочаровалась в своем существовании и в так называемом «механизме поддержки», которым являлась для моих родителей религия. Я вдруг почувствовала характерный запах затхлости, исходивший от меня, от моих родителей, от всех, кто жил в деревне. Запах слабых духом людей.

И хотя мои родители, при поддержке отца-основателя и других членов общины, пытались приучить меня, с моим детским взглядом на мир, к своему — такому зрелому — образу мыслей, они не смогли противостоять кипящей энергии молодости. Мой взор был устремлен далеко, поверх гор и морей. Я мечтала о более сильных, бесконечно красивых, взрывных людях. О людях, которые то плачут, то смеются, то вдруг становятся серьезными до ужаса. О людях, которые обманывают и предают. Мне виделись фантастические существа, не теряющие способности смеяться, будучи даже униженными и оплеванными. Люди, живущие полной жизнью.

Люди моей мечты, в отличие от моих знакомых из общины, не станут с улыбкой увиливать от неприятного разговора, не будут притворяться, что любят кого-то, кого на самом деле ненавидят, не простят из вежливости, лживо, снедаемые изнутри злобой.