Кровь и вода   ::   Ёсимото Банана

Количество выпускников Академии художеств среди членов общины было велико, благодаря чему я за довольно короткое время овладела основами дизайна, научилась обращаться с текстовым редактором, познакомилась с арифметикой и так далее и тому подобное, вплоть до оздоровительного секса на чистом воздухе. Как бы то ни было, жизнь в деревне — известный факт — бедна событиями, поэтому каждый, кто хоть что-то знал или умел, охотно делился со мной своими знаниями.

Я довольно быстро вписалась в рабочий коллектив, без всяких недоразумений и несуразностей. Во-первых, за счет присущего мне здравого смысла, а во-вторых, я не забывала о специфических особенностях своего детства Кроме того, я сама предпочла город деревне — никто не заставлял меня переезжать. И, взвесив все достоинства и недостатки своего существования, я пришла к выводу, что моя жизнь прекрасна.

Однако стоило мне перед сном подумать о своих родителях, как я начинала плакать и ночь напролет рыдала в подушку. Не от того, что чувствовала себя одинокой и хотела снова увидеться с ними, и не из чувства благодарности к ним. Но потому, что я прекрасно знала, с какой теплотой, свойственной не совсем обычным людям (а именно к этому типу относились мои родители и другие члены общины), с каким светлым выражением лица (которое я считала лживым, пока не привыкла) встретят они меня — все еще нежно любимую, пусть и странной любовью — в своей деревеньке, где живут, как и жили, ничего не меняя. И я в который раз решала, что, как только наступит утро, сяду в поезд и поеду к ним, вернусь в родительский дом. Я искренне желала этого. Мысль о возвращении была так соблазнительна. Ведь человек не в состоянии вернуться к прошлому, и именно поэтому волей-неволей ему приходится двигаться вперед. Но я — я могла совершить этот невозможный скачок, вернуться в затерянную посреди буйной зелени деревеньку, где время прекратило свой ход.

Но в то же время я прекрасно сознавала, что никуда не поеду. Несмотря на одиночество. Несмотря на то что сама толком не знаю, что я здесь делаю. Это было интуитивное чувство. Чувство невозможности возвращения. Как будто мне кто-то не позволяет вернуться, хотя я желаю этого от чистого сердца. Мне оставалось только закутаться поплотнее в одеяло и терпеть, стиснув зубы.

На следующее утро я вставала, умывалась и отправлялась на работу с абсолютно пустой головой. Настолько пустой, что даже не могла припомнить, отчего же вчера вечером мне было так тоскливо.

За то время, что я ехала в электричке на работу, мои припухшие от слез веки постепенно принимали свой обычный вид. Случалось, в разговоре я употребляла смешные для городского уха слова, вызывая у собеседников улыбки: «деревенская простушка». Но у себя на работе я пользовалась популярностью. Мне признавались в любви, из-за меня ссорились. Соперницы ругали меня, а подруги приходили за советом. На дни рождения я исправно получала подарки.

Так прошло два года.

И прошло бы еще десять, если бы я не встретила Акиру.

После нашей встречи я наконец-то поняла, зачем приехала в Токио.

Теперь я живу с Акирой.

Он нигде не работает. Сидит целыми днями дома и изготавливает непонятные вещицы. Вещицы эти бывают деревянные или металлические. Бесформенные, но небольшие по величине, они легко умещаются в ладони. Могу с уверенностью сказать, что к бижутерии они не имеют никакого отношения. Я не знаю точно, какие инструменты использует Акира во время работы, но подозреваю, что кроме щипцов и ножа для резьбы он активно прибегает к помощи неких сил, сродни тем, что помогают гнуть чайные ложки на расстоянии.

Таким образом, у меня теперь появилась подработка — по дороге в свой офис я пересекаюсь с «клиентами» (так я называю людей, которые, услышав про эти вещицы, захотели их купить) и продаю им Акирины творения. Сам Акира предпочитает не встречаться с людьми.

Сегодняшним моим «клиентом» была, судя по голосу в телефонной трубке и общему впечатлению от разговора, молодая женщина лет двадцати пяти — тридцати.