Куда ушел трамвай   ::   Полянская Ирина

---------------------------------------------

Полянская Ирина

Куда ушел трамвай



Ирина Полянская

Куда ушел трамвай

Мы знали: город наш маленький. Город маленький, но трамвай по нему ходил - красный скрипучий вагон с громадной дугой на крыше, высекающей фиолетовые и зеленые искры. Мы были в нем: сидели на желтой деревянной скамье и хвастали друг перед другом билетиками - не так часто мы их брали, а на железных поручнях висели ремни, и те из пассажиров, кто не доставал до самого поручня, покачивался, держась рукой за ремень. А мы сидели; когда ты захотела уступить место одной старушке, со всех сторон закричали: сидите, сидите, вы маленькие. Раз билеты есть, сидите, подтвердила кондукторша. Есть, есть, сказали мы всем и снова показали билетики.

Трамвай ходил с севера на юг, со Строп на Погулянку и обратно, конечно. В Стропах на холмах было кладбище, могилы издали, из окна трамвая, казались ступенями лестницы, и сосны стояли над ними. Иногда мы прогуливались здесь. Читая надписи - я читала тебе, ты сама еще не умела читать, - мы вздыхали и клали на плиты веточку полыни или цветок кашки и никогда не трогали оставленных там конфет, да и, честно говоря, не хотелось. Один раз мы так ходили-ходили и наткнулись на свежую могилку Юриса. Это было зимой. Надпись была залеплена снегом, но лицо Юриса на снимке под стеклом - нет. "Это же Юрис!" - вскричала ты и закрыла лицо руками. "Юрис", - пришлось согласиться мне. Вот уже три месяца мы скрывали от тебя, что Юрис, бедный мальчик, добрая душа, провалился под неокрепший лед на реке, и чтобы объяснить его исчезновение в доступной для твоего понимания форме, мы придумали, что Юрис уехал. "Куда же?" - "Далеко". - "На трамвае?" - "Да, - сказали тебе, - на трамвае, но теперь, к сожалению, туда не ходит ни трамвай, ни автобус, ни поезд, ни ковер-самолет, уж слишком много снега намело, никогда столько не было". - "Я знаю, почему туда не ходят трамваи, - поджав губы, ответила ты, - у трамвая мало рельсов, если б рельсов было побольше, трамвай ходил бы дальше". - "Какая смышленая девочка! - удивился наш сосед Барушко. - Она рассуждает как взрослая". Сосед Барушко был всегда уныл и вечно некрасив, потому что жена его была веселая и красивая. Он был уныл, потому что некрасив, а Танюша веселая, потому что красивая, и когда она задерживалась в заводском драмкружке, где наряжалась в длинные платья и разговаривала не своим голосом, Барушко приходил к нам и спрашивал: "Ну что там можно репетировать до десяти часов вечера, скажите мне, я требую!" Наша мама не знала, и папа не знал, а бабушка, вздыхая, говорила: "Скоро Танюша придет, вы можете подождать ее у школы, там такой темный переулок, и ей будет страшно идти одной". - "Уж лучше я у вас посижу, - отвечал Барушко, печально прихлебывая чай, - ее все время кто-то провожает, и она потом ругает меня, зачем я помешал разговору. А что показывают по телевизору?"

Мы так и не дожидались прихода Танюши, потому что нас укладывали спать. Утром мама говорила: "Кто хочет конфету "Белочка"?" Мы хотели. "Но вы знаете, что нужно сделать, чтобы заслужить ее?" Увы, мы знали. Мы поворачивались было к Белочке спиной, но она щелкала, она присвистывала, она дразнила нас с тобой, и мы, не выдержав, подходили к маме, зажмурившись, обреченно открыв рот, и она мгновенно впихивала нам ложку с рыбьим жиром. Мы заедали эту гадость хлебом с солью, а потом брали "Белочки" и выходили с ними во двор. Во дворе было интереснее есть. Иногда мы делились со Стасиком и Нонной, иногда нет.