Любовь и смерть Геночки Сайнова   ::   Andrew Лебедев

Говоря о равных правах, известный питерский поэт Вадим Пешков предлагал иной ретивой феминистке на ближайшей пьянке вместо него в драке свой фэйс под кулаки хулигана подставить… И неплохо бы всем стяжательницам прав, испытать себя по этой формуле: в драке пойдет ли она на хулиганский ножик вместо своего кавалера?

А если не пойдет – то не надо и тельняшку на субтильных молочных железах рвать!

Суфражизм и феминизм, как известно, развился на грядке вопроса о равенстве в гражданском праве голосовать на выборах. Однако, в борьбе своей – женщины увлеклись, приобрели инерцию и потеряли чувство меры. Мы уже имеем женщин генералов и женщин – астронавтов. В Англии правоверных прихожан причащают и исповедуют женщины священнослужители. Хорошо это? Я смею предположить, что нет.

Примечательно, что в полемике, в отсутствии иных доводов, женщины – вот хоть и мадам Фернандес, прибегают к испытанному трюку – обвиняют особенно красноречивого оппонента в стыдной мести всему женскому полу за некие недоказанные и выдуманные ими измены гипотетических жен или подруг. Чисто женские штучки, однако! И по принципу, по правилам предложенного феминистками равноправия следовало бы ответить им, что в их неудовольствии status quo видится нервический комплекс старой девы или как говорят французы mal bizet – (буквально – недотраханность).

Однако, в пылу полемики, скатившись иной раз до персональных оскорблений, спорщики наши потеряли из виду изначальную точку отсчета -мою статью о нравственном и безнравственном в прозе г-жи Стяжкиной. Я там писал, как меня развлекла реплика одной сибирской авторицы (кажется, ее писательский псевдоним – Джен), где она, пытаясь что ли экстраполировать свой провинциальный запал борьбы с тамошним ретроградством на столичного Баринова, упрекая его чуть ли не в НЕВЕДЕНИИ относительно того, что западной литературе не претит эротика, Джейн и ее товаркам, если таковые найдутся хочу сказать, БОЛЕЕ того: еще АНТИЧНАЯ литература, милые дамы, содержала большие эротические пассажи (хоть бы любимый Пушкиным Апулей)… А литература ВОЗРОЖДЕНИЯ (рядом с Декамероном любимый журнал всех мальчиков нежного возраста – Интим – просто отдыхает)… А любовный роман ХV11 века, а Манон Леско? А затертый до дыр девочками из французских школ – Мопассан? Сильными, возбуждающими фантазию сценами переполнены и Легенда о Тиле Уленшпигеле, и Гаргантюа – Пантагрюэль… А Вольтеровская Жанна Д Арк! В этих маленьких заметках не могу счесть разумным продолжать сей каунт даун…

Да, милая Джен! В Западных литературах ВСТРЕЧАЕТСЯ эротика как таковая. Там есть такая традиция. Но значит ли это, что иным авторицам отсюда следует сделать вывод, что их более чем скромные экзерсисы должны соискать читательский интерес за счет скатывания в элементарную пошлость, как это делает госпожа Стяжкина?

Доказать, что Паровозик из Ромашково – это именно пошлость -любому из прослушавших мой курс не составило бы никакого труда. Стяжкина написала именно пошлое произведение – по энциклопедическому определению этого слова (а у нас свобода, и пошляки, которым эта вещь понравилось – имеют право на свободу рукоплесканий). Тяготение к пошлости намечается именно в среде провинциальных барышень, как страстно желающих жить по-столичному, но по убогости своего мировоззрения, полагающими сию столичность по внешним жизненным атрибутам – позволительности женщинам курить в общественных местах и ходить на службу в штанах. Я подметил, а барышни обиделись и стали испуганно отрицать свою любовь к столицам, мол я и не еду в Москву, потому как там одни лишь импотенты и неотесанные литераторы… Лиса и виноград – дедушка Крылов и все такое.

Но, ревьянон а но мутон, – вернемся к женским свободам и толкованию безнравственного по мадам Фернандес и по господину Шленскому.