МРАКОБЕС: ДОРОГА   ::   Хаецкая Елена Владимировна

– Что он сказал? – тихо спросил Мракобес.

– А? – Бальтазар вскинул глаза, встретил внимательный взгляд, покраснел. – Всякие глупости, как любой больной старик. Напомнил мне о том, что я любил его жену. Якобы это чувство делает нас близкими людьми – его и меня. Назвал ваше имя. Тут у меня подкосились ноги. – Бальтазар криво пожал плечами. – Нагнали вы тогда на нас страху… Миллер заметил это, хотя и был очень болен, и предложил мне присесть на его кровать. Я едва не рухнул прямо на него. Он сказал, что умирает. Хотел проститься со мной. Так глупо все вышло, блядь…

– Так ты попрощался с ним? – спросил Иеронимус.

Бальтазар кивнул.

– Я сказал ему: «До свиданья, господин Миллер», – мрачно поведал он.

Фихтеле привез письмо от Лотара Страсбургского, на службе которого нынче состоял. Граф Лотар настоятельно просил Иеронимуса фон Шпейера незамедлительно прибыть в Страсбург.

– «Доверие мое к Вашей опытности, давнее наше знакомство и уверенность в компетентности уважаемого корреспондента…» – Иеронимус оторвался от письма, перевел взгляд на Фихтеле. Тот сидел в кресле напротив, настороженный, точно в любую секунду готов выскочить в окно и дать стрекача.

– Ты, небось, сочинил? – спросил его Иеронимус.

– Я.

Иеронимус бросил письмо в угол.

– А что, собственно, просил передать граф Лотар?

– «Так передай Мракобесу, говнюк: всех недоебанных дур доебать жизни не хватит. Пусть в Страсбург едет. Нужен».

Выпалил единым махом и на Мракобеса посмотрел испуганно – не сердится ли.

Иеронимус только и сказал:

– Завтра выезжаем.

До Страсбурга путь неблизкий, а Иеронимус – скучный попутчик; либо спит в телеге, зарывшись в солому, либо молча смотрит на дорогу. Лошадью правили по очереди то Бальтазар, то Ремедий. Оба вооружены; коме того, в телеге лежала аркебуза.

Часть пути до Клостерле проделали без помех; дважды ночевали в деревнях, под крышей, и трижды – в телеге. Спасибо, ночи в августе еще не слишком холодные.

На шестой день пути Бальтазар Фихтеле резко натянул поводья и сквозь зубы вымолвил:

– Дождались!

Большое дерево простирало тяжелый сук над лесной дорогой. На этом суку болтался повешенный. Когда телега остановилась, босые ноги мертвеца с синими лунками ногтей ткнули Бальтазару прямо в лицо.

Мертвец был богато одет – красный камзол с прорезными рукавами, штаны желтого бархата. На лбу черное пятно – видно, перед тем, как повесить, оглушили дубиной. С убитого сняли только сапоги. Видно, очень понадобились кому-то.

В телеге зашевелился Иеронимус. Высунулся, поглядел.

Ремедий спрыгнул на землю, прикинул так и эдак и полез на дерево, желая перерезать веревку и снять мертвеца. Бальтазар заметно нервничал, подергивал поводья, озирался по сторонам. Он не верил, что разбойники далеко ушли.

– Очень уж похоже на засаду, – сказал он, поймав взгляд Иеронимуса.

– А это и есть засада, – отозвался Иеронимус.

Он тоже выбрался из телеги и успел как раз вовремя – подхватить тело повешенного, чтобы не упало на землю. Ремедий, сидя на ветке верхом, сунул нож обратно в ножны и начал спускаться. Труп уже закоченел. Иеронимус точно полено поддерживал.

Из-за куста вылетела гизарма, пропахала острием мягкую почву, упала у ног Иеронимуса. Тот отступил на шаг, поглядел, шевельнул бровью.

– Вылезайте, ублюдки, – сказал отец инквизитор.

Кусты зашевелились, на дорогу вышли шестеро. Все как на подбор заросли бородой до глаз, облачены в жуткие лохмотья, на шее – тяжелые железные кресты – с могил, что ли, сковырнули? Вооружены причудливо и разнообразно: от катценбальгеров, коротких мечей, любимых ландскнехтами, до алебард. Мародеры мародерами. Только у одного ружье.

Он и выступил вперед, смерил путешественников надменным взором.