Мамониха   ::   Абрамов Федор Александрович

А потом: да ведь это же из Мамонихи, нашенский - вишь, ухи красные, и оба с дыркой.

Тут Геха хохотнул-целая пасть желтых, прокуренных зубов, один крепче другого, взыграла на солнце:

- Ну, ну, здорово! Поминала тут как-то Грунька: гостей жду...

На мгновение у Клавдия Ивановича перехватило духпо-медвежьн, обеими руками, облапил, приподнял над землей.

- Так, так, приехал, значит? Это ж сколько же лет ты не заглядывал в родные края? Ну и сердце у тебя...

А я слабак, слабак! Я три года отмолотил в Германни н шабаш. Никакого города-разгорода не надо. Домой! Ко своим куликам на болото. А ты, поди, там, в южных краях, как на курорте живешь? Груши, виноград, всякая разлюлн-малина... Так? Самим немцам перо в мягкое место вставил? А?

- Виноград у нас не растет. Да и вообще... - Клавдий Иванович махнул рукой. - Какой там курорт, когда цементный завод под боком! Огородишко, и тот еле-еле дышит...

- Да ну! - страшно удивился Геха и тотчас же самодовольно заулыбался. Тады, - он явно косноязычно, - пойдем, ежели не возражаешь, на мою бедность глянем.

Взбрякала железная щеколда - Геха пропустил вперед гостя. И тут новая собака, точно такой же масти, как первая, гремя цепью, кинулась на Клавдия Ивановича.

Геха пинком отбросил ее в сторону.

- Сволочь! Нашла время усердие показывать! Не видишь - с хозяином?

- Сколько же их у тебя? - спросил Клавдий Иванович, когда немного пришел в себя.

- Собак-то? Три. Есть еще одна для охоты. Балуюсь иной раз. А это так, для бреха.

Клавдий Иванович кивнул на дырявую алюминиевую миску, в которой валялись остатки собачьей еды-две старых картофелины, нечищеных, без всякой приправы.

- Она от голоду у тебя на людей кидается. Неужели ты ее одной картошкой старой кормишь?

- Голова! Накорми ее не старой-то, она лежать будет. А мне надо, чтобы она волком голодным рыскала.

Чтобы ни один ворюга сюда не сунулся. Усек? - И тут Геха горделивым, хозяйским движением руки описал перед собой широкое полукружье.

Клавдий Иванович ахнул. Сад! Да еще и сад-то какой! Яблони, груши, сливы, кустарники со всякой ягодой...

- Тянемся помаленьку! - сказал Геха. - Так сказать, наглядный пример по сравнению с довоенным. У барина тут что было? Одна ерундистика. Так? А климат, между прочим, позволяет. Я в Прибалтике и Германии служил - не так, чтобы сто очков нам. Может, зима только помягче. Хорошо. Мы зимой шубы носим, а почему для яблони нельзя какую-нибудь лопотину обмозговать? Мало соломы да тряпья всякого?

Геха не спеша водил его от одного плодового дерева к другому, показывал кусты крыжовника, черноплодки, малины, смородины, таскал по грядкам с клубникой, огурцами и помидорами, и Клавдий Иванович не мог скрыть своего восхищения. Везде, во всем образцовый порядок!

Ни единого сорняка, ни единого клочка пустующей земли.

Все разделано, разрисовано-руками, граблями, солнцем, известью - не сад, а картина.

Но самой большой гордостью хозяина была пасекапятнадцать ульев в виде крохотных разноцветных домиков, расставленных на задах сада вдоль высокого забора.

С довольной ухмылкой вслушиваясь в пчелиный гул, Геха заметил:

- Ничего поют, а? Ну, возни много. Особенно зимой.

Но оправдывает. В цене у нас медок.

Клавдия Ивановича-он, задрав голову, вглядывался в буйно цветущие липы вдоль забора-вдруг озарила догадка.

- Так это ты специально и липы для пчел посадил?

- А- то! Барин тут, бывало, натыкал черемух да рябин, а какой в них толк? Ну, пахнут, ну мусорят. А мне надо, раз я скотинку с крылышками задумал, чтобы корм под рукой был. Но корм кормом, - сказал Геха и подмигнул, - а я еще одну нагрузку для липы дал. В общем, как говорится, сразу два хомута надел.

-Два хомута? - переспросил Клавдий Иванович.

- А как же! В этом-то вся и штука. Так сказать, рационализация по первому классу.