Мгновение - вечность   ::   Анфиногенов Артем Захарович

— Показал сталинградский клык, — сказал Павел.

— Сталинградский, — с чувством подтвердил генерал; точное слово, дышавшее боем, пришло к нему вместе с безвестным лейтенантом из глубин, из самых недр его армии, и было дорого и так же нужно, как только что в небе необходимо было Гранищеву своевременное появление Амет-хана. «Там они вызрели», — подумал Тимофей Тимофеевич, вспомнив почему-то свою «кузню», закуток сталинградского КП, куда сходились нити управления всеми полками. Там подспудно, независимо от него формировались такие летчики, как этот светлоглазый, с рябеньким носом лейтенант, нешаблонным ударом переменивший ход событий. Такие его единомышленники.

— Знаете, с кем схлестнулись? — понизив голос, Хрюкин придвинулся к летчику. — С Брэндле. — И выждал, всматриваясь, какое впечатление произведет это имя. — С Куртом Брэндле, ихним асом, — пояснил генерал. — Он еще в Сталинграде похвалялся снять Баранова... — Летчик сосредоточенно молчал. — Фигура, — произнес Тимофей Тимофеевич весьма назидательно. — А вы показали, на что способен наш истребитель, если он внутренне отмобилизован и не преклоняется перед величинами.

— Таганрог допек...

— Знали Горова?

— Видел. Все разыгралось на моих глазах.

— Лейтенант Гранищев? Я как-то сразу не связал... Так это вы, товарищ лейтенант, образумили троицу заблудившихся и привели в Ростов?

— Только троицу...

— Знали Бахареву? Павел склонил голову.

Одно раннее страдание способно так иссушить, обесцветить молодые глаза.

— Как объясняете поведение Горова?

— Лидер проявил к нему несправедливость...

Тимофей Тимофеевич слушал.

«Все отдал, — думал он о вчерашнем сержанте. — Воспитанник армии. Еще говорят: «Воспитанник Хрюкина». Что в нем моего, если холодно рассудить? Сам себя сделал. Вот в жизни мы поклоняемся одним образцам, на одних образцах вырастаем... И сто полков таких парней мы подняли. Выставили и положили... цвет молодежи. «Es geht alles foruber», напел ему переводчик, потолкавшись («для разговорной практики») среди пленных. «Все проходит, — поют пленные немцы. — Все проходит, мы два года в России и уже ничего не можем понять...»

А нам день ото дня все лучше служит сталинградская победа, требуя смелого поиска, нового опыта...»

— Важничал лидер, нос задирал, — говорил Гранищев. — Выставлял себя чересчур знающим.

«Инерция, чванство, желание пользоваться старым багажом, — вот что мешает, тянет назад, — думал Хрюкин. — Все отдал лейтенант... Тем и побеждаем — умением все отдать. К ордену Александра Невского, к званию «капитан».

— Помыкал «ЯКами», все равно как мелкий хозяйчик, я же видел... А Горов перед ним преклонялся.

— Творить себе кумиров свойственно женщинам. Это им присуще.

— Да, — Павел сжал непослушный рот... — За что они платятся жизнью.

— Человек ни перед кем не должен преклоняться, — сказал Хрюкин. — Человек — это то, чем он может стать. А чтобы стать чем-то, он ни перед кем не должен преклоняться. Брать за образец, да, но не преклоняться... Простая истина, пока через сердце не пройдет, мы ее упускаем... Обломаем сталинградский клык, приеду в гости. Вместе с Амет-ханом. Он сегодня показал себя на все сто... даже на двести!.. Как раз на день рождения. Адъютант!

Устами командарма, представлявшего летчика Гранищева к награде, война творила по своему обыкновению великую несправедливость и вместе неизбежность, все отдавая живым. Только живым.

— Гранищев-то как отличился, — сказал командир дивизии подполковник Егошин, все узнававший первым. — Прямо герой!

КП насторожился...

1976-1981

Дубулты — Москва — Коктебель — Дубулты



1

К. Хелл — госсекретарь США. Hell (хелл) — ад (англ.) .