Мифогенная любовь каст (Том 2)   ::   Пепперштейн Павел

На другом гобелене большая свинья стояла на краю обрыва и задумчиво смотрела в пропасть.

Дон и Дунаев спустились по лестнице и пошли по коридору, высеченному словно из слоновой кости с инкрустацией. Затем они оказались в опаловом туннеле, стены которого сдержанно светились. Туннель изгибался, проходил мимо тупиков и ниш. Казалось, они попали в лабиринт, где живет только тайное сияние опала и приглушенное пение, доносящееся издалека. В матовой глубине стен порой проступали светлые знаки, напоминающие водяные знаки на деньгах. Вскоре путники вышли в зал, уставленный длинными столами. На столах лежали увеличенные копии жуков, божьих коровок и черепах, сделанные из крашеной керамики. В глубине зала виднелось подобие алтаря, где стояла хрустальная ваза в форме кирзового сапога в натуральный размер. Внутри сапога ярко блеснуло. Дунаев заглянул в сапог и увидел золотое кольцо, нестерпимо сверкавшее, будто освещенное направленным лучом света. Парторг хотел дотронуться до сапога, но пальцы ударились о невидимую преграду. Он оглянулся и обнаружил, что Дона в зале нет.

- Дон, - негромко позвал парторг. Тишина.

Дунаев подошел к стене за "алтарем", полностью скрытой занавесом из серой парчи. Отдернув занавес, увидел круглое окошко с матовым стеклом. Открыл окошко и пролез в помещение, простое, шарообразное и белое.

В следующий момент Дунаев понял, что является точкой в центре этой белоснежной сферы с идеальной, без всяких окон, поверхностью. Не то чтобы он превратился в эту пустую спокойную точку - нет, он был ею всегда. Здесь отсутствовали звуки, вещи, источники света. Все оставалось сферическим и пребывало в абсолютном покое. Свежесть простого и как бы новорожденного воздуха застыла здесь.

Этот покой не нарушался ничем. И длилось это множество вечностей...

Внезапно Дунаев очутился в другом месте. Он снова находился в себе, в своем теле, а тело стояло на пороге уютной комнатки, освещенной ночником. Комната оказалась копией Машенькиной спаленки, только в натуральный человеческий размер. Парторг подошел к кроватке, где спала Советочка. На тумбочке белел сложенный пополам лист бумаги. Парторг развернул его и прочел:

В.П.Дунаеву

В тиши заветных кабинетов,

На шумной площади людской,

Ночью и днем, зимой и летом,

Для нас важней всего - Покой.

В плену у музы дальних странствий

И в вихре жизни городской,

В изменчивости, в постоянстве

Для нас важней всего - Покой.

На пике виража крутого,

В тени деревьев над рекой,

Средь своего, среди иного:

Для нас важней всего - Покой.

Средь стонов бури, в блеске молний

Или на плоскости сухой,

Во сне и наяву - запомни:

Для нас важней всего Покой.

И если что-то не в порядке,

Чего-то нету под рукой,

Найдешь слова в своей тетрадке:

Для нас важней всего Покой.

Почерк детский, старательный. Среди узоров на обоях вдруг появились кривляющиеся рожицы, втягивающие со свистом воздух. Парторга "засосало", он выпал в трубчатый коридор, где гулко стучали сотни молоточков, и полетел к выходу из пещеры. Увидел синее небо, вдохнул соленый морской воздух. И вышел наружу. Он осознал, что вышел из собственного "уха" и стоит теперь на мочке, у самого края воды.

Листок со стихами он все еще сжимал в руке. На обратной стороне листа тоже были стихи, написанные другим почерком, впрочем тоже детским:

Посмотри - к берегам этой влажной реки

Устремляются ныне полки.

Эти воды, что Солнцем когда-то звались,

Поднимают знамена их ввысь.

Они шли по Краям и по мелкому Дну

И лелеют лишь думу одну

Телом бывшей Царицы скорей овладеть,

Ее латы стальные надеть.

И тогда Бессловесные выпьют Росу

И наточат стальную косу:

Срежут астру, с азов уничтожат Кубы,

И поникнут лихие чубы.

На Немых мы набросим кольцо без конца,

Съедим сына стального отца.