Мужской разговор в русской бане :: Севела Эфраим
Страница: 149 из 149 | |||
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||
КАТЕГОРИИ КНИГПОСЛЕДНИЕ ОТЗЫВЫ О КНИГАХМихаил (19.04.2017 - 06:11:11) Антихрист666 (18.04.2017 - 21:05:58) Ладно, теперь поспешили вы... (18.04.2017 - 20:50:34) Роман (18.04.2017 - 18:12:26) АНДРЕЙ (18.04.2017 - 16:42:55) СЛУЧАЙНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕРазвратница! Как ты влечёшь к себе, как манишь, как изощрённо соблазняешь, 19.08.10 - 14:53 Хотите чтобы ваше произведение или ваш любимый стишок появились здесь? добавьте его! |
Там было намешано все, что оставалось на столах, когда отдыхающие кончали есть: остатки каши и супа, ломти хлеба, не обглоданные до конца куриные кости, рыбьи головы с голыми колючими хребтами. Это все они уносят как свою законную добычу, чтобы скормить на ночь своим свинкам, изголодавшимся без хозяек в холодных хлевах. А за пазухой припрятан гостинец детишкам: ломоть сладкой булки, ломтик копченой рыбки, кусок пирога с капустой и кончик сухой колбасы «сервелат» — что удалось незаметно унести из столовой.
Вахтер не торопится поднять шлагбаум, и бабы привычно ныряют под него, согнувшись в три погибели. И они не сердятся. Чего сердиться? День прошел, и слава Богу. Скоро будут дома. Затопят печь, накормят поросят, а потом и детишек и лягут спать в теплой избе. Одни. Мужиков нет. Не сладко. Но зато тепло и сухо. У других и того нет. — Чего там, бабоньки, шум был? — интересуется вахтер. Бабы оскалили зубы в улыбках, глаза утонули в румяных щеках. — Дык три мужика свои причиндалы поморозили. — Да будет тебе! Все при них осталось — Каких три мужика? — Из отдыхающих. Говорят, большие шишки. Вот и застудили свои шишечки. Все это тонет в хохоте. — День целый парились в бане, запершись, а к ночи, одурев, надумали в снегу поваляться, чтоб остыть маленько. Прыгнули, распаренные, в сугроб, а дверь-то бани за ними захлопнулась. Вот и остались куковать на морозе. — А шум-то отчего? — Как отчего? Все врачи посбегались. А жены голосят. Как не голосить? Все мужское хозяйство морозом прихватило. — Ври, да меру знай! — Все! Отгулялись! — Да там, говорят, и морозить-то нечего было. Старые больно. — Старый конь борозды не портит. — Мне бы хоть обмороженного — не откажусь. — Хватит, бабы, болтать! Ничего такого не было! Смеются бабы. Горстью угольков рассыпались темные ватники и платки в снежном ущелье, прорытом бульдозером. А с боков стоят, не шелохнувшись, темные ели со снежными подушками на опущенных лапах. Фонари на железных столбах принимают баб из одного круга света в другой. Впереди них — две фигуры. И умолкает смех. Это Ерофей и Клава. Клава всхлипывает. Они идут, взявшись за руки, в своей домашней одежонке. У Клавы в руках нет ведра. Верный признак, что сюда им больше не вернуться. Темные ватники и платки, покачивая полными помоев ведрами, обтекают эту пару молча, как чумных, и ускоряют шаг. Впереди — еще шлагбаум и вахтер в тулупе. Тут кончается расчищенная дорога и светит последний фонарь над аркой, увитой хвоей, с красным транспарантом во всю ширину: ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ К КОММУНИЗМУ Дальше — кромешная тьма. Бабы с ведрами снова ныряют под шлагбаум, и черные ватники сливаются с ночной темнотой. Крепкий бабий голос затягивает песню. Летят утки, летят утки И два-а гу-у-уся. И с разных концов, потому что бабы пошли каждая своей тропкой, без дороги, чтоб сократить путь домой, подхватывают пять или шесть голосов: Эх, кого люблю, кого люблю, Не до-о-жду-у-ся. Ерофей и Клава последними сгибаются под шлагбаумом и, разогнувшись, обнимаются. Ерофей прижимает ее к себе, гладит по голове. Эх, кого люблю, кого люблю, Не до-о-жду-у-ся, — замирает вдали, перекликаясь, как эхо. — Ничего, Клава, — шепчет ей в зареванное лицо Ерофей. — Перезимуем. Болдер, штат Колорадо, Скалистые горы, Индиан пике, высота 11 тыс. футов; 1978-1980 гг. |
ИНТЕРЕСНОЕ О ЛИТЕРАТУРЕ
ТОП 20 КНИГ
ТОП 20 АВТОРОВ
| ||||||||||||
|