Мысли врасплох   ::   Синявский Андрей Донатович (Абрам Терц)

* * *

Человек становится по-настоящему близок и дорог, когда он теряет свои официальные признаки - профессию, имя, возраст. Когда он перестает даже именоваться человеком и оказывается просто-напросто первым встречным.

* * *

Накопление денег. Накопление знаний и опыта. Накопление прочитанных книг. Коллекционеры: короли нумизматики, богачи конфетных бумажек. Накопление славы: еще одно стихотворение, еще одна роль. Списки женщин. Запасы поклонников. Зарубки на прикладе снайпера. Накопление страданий: сколько я пережил, перенес. Путешествия. Погоня за яркими впечатлениями. Открытия, завоевания, рост экономики. Кто больше накопил, тот и лучше, знатнее, культурнее, умнее, популярнее.

И посреди этого всеобщего накопительства:

- Блаженны нищие духом!

* * *

Мы обезопасили себя тем, что поняли свою обреченность.

* * *

Надо бы умирать так, чтобы крикнуть (шепнуть) перед смертью:

- Ура! мы отплываем!

* * *

Хорошо, уезжая (или умирая), оставлять после себя чистое место.

* * *

Господи, убей меня!

* * *

За недостатком жеста, за отсутствием слова, за неимением чего-то лучшего и главнейшего мы останавливаемся на женщинах и делаем им разные нехорошие предложения, чтобы что-то сделать и о чем-то сказать.

* * *

Когда всё тайное станет явным - понимаете? - всё! - то-то мы сядем в калошу.

* * *

Если нам суждено погибнуть от какой-нибудь радиации, это будет вполне логично. Мысль развивается до такого предела, что убивает себя. Но чем виноваты собаки, лягушки - те, кто не хотел развиваться?

* * *

Всё-таки самое главное в русском человеке - что нечего терять. Отсюда и бескорыстие русской интеллигенции (окромя книжной полки). И прямота народа: спьяна, за Россию, грудь настежь! стреляйте, гады! Не гостеприимство - отчаяние. Готовность - последним куском, потому что последний и нет ничего больше, на пределе, на грани. И легкость в мыслях, в суждениях. Дым коромыслом. Ничего не накопили, ничему не научились. Кто смеет осудить? Когда осужденные.

* * *

Пьянство - наш коренной национальный порок и больше - наша идея-фикс. Не с нужды и не с горя пьет русский народ, а по извечной потребности в чудесном и чрезвычайном, пьет, если угодно, мистически, стремясь вывести душу из земного равновесия и вернуть ее в блаженное бестелесное состояние. Водка - белая магия русского мужика; ее он решительно предпочитает черной магии - женскому полу. Дамский угодник, любовник перенимает черты иноземца, немца (чорт у Гоголя), француза, еврея. Мы же, русские, за бутылку очищенной отдадим любую красавицу (Стенька Разин).

В сочетании с вороватостью (отсутствие прочной веры в реально-предметные связи) пьянство нам сообщает босяцкую развязность и ставит среди других народов в подозрительное положение люмпе-на. Как только "вековые устои", сословная иерархия рухнули и сменились аморфным равенством, эта блатная природа русского человека выперла на поверхность. Мы теперь все - блатные (кто из нас не чувствует в своей душе и судьбе что-то мошенническое?). Это дает нам бесспорные преимущества по сравнению с Западом и в то же время накладывает на жизнь и устремления нации печать непостоянства, легкомысленной безответственности. Мы способны прикарманить Европу или запузырить в нее интересной ересью, но создать культуру мы просто не в состоянии. От нас, как от вора, как от пропойцы, можно ждать чего угодно. Нами легко помыкать, управлять административ-ными мерами (пьяный - инертен, не способен к самоуправлению, тащится, куда тянут). И одновре-менно - как трудно управиться с этим шатким народом, как тяжело с нами приходится нашим администраторам!..

* * *

Как это приятно, когда случайный прохожий говорит "пожалуйста" или "спасибо".