На той неделе: купить сапоги, спасти страну, выйти замуж   ::   Бялко Анна

Игоря тоже можем позвать, если он не уедет на свои очередные альпинистские тренировки. А и уедет, не беда, позовем Димку. Да нам с ребенком и самим неплохо. Собаку возьмем – и отлично. А то мужиков этих потом не прокормишь, сожрут, нагулявшись, всю еду в доме на неделю вперед...

Когда мы возвращаемся, из ванной слышен шум воды – разбудили-таки Игоря при уходе. Раз ванна занята, собака остается грязной. Она, впрочем, этим обстоятельством весьма довольна, бежит на кухню, оставляя за собой по всему коридору следы лап, и гремит оттуда своей миской, напоминая мне о более насущных вещах.

Я тоже прихожу на кухню, ставлю чайник и начинаю соображать, из чего бы такого сделать Игорю завтрак. Самой-то мне вполне достаточно чашки чая, но мужиков надо с утра кормить. Эта истина намертво вложена в меня мамой. С детства. В ее версии, правда, это относилось ко всем домочадцам, но я со временем есть по утрам отвыкла, а других баб в моем доме не водится, если не считать собаки. Ее-то я раньше всех кормлю – поди не покорми такую.

Можно, конечно, поджарить яичницу с сосиской, но жалко сосиску, да и яиц осталось четыре штуки – для Костьки хватит еще на неделю, а если сейчас скормить Игорю пару яиц, то в субботу придется вместо гулянья тащиться на рынок. Перетопчется. Ни сыра, ни творога тоже нет, что же такое придумать-то? О, сварю овсянку. Вот узнаю только на всякий случай, будет ли он ее есть.

Игорь как раз появляется в кухне, здоровается и спрашивает, как я после вчерашнего.

На овсянку он согласен, он вообще непривередлив в еде, я, например, такую пакость, убей меня, по доброй воле есть бы не стала. Я не терплю каши с детства. Тогда каждое воскресное утро начиналось с овсянки – в будние дни маме было некогда готовить завтрак, она спешила на работу, а мы (папа, сестра и я) ели что придется, бутерброды или яичницу (яичных проблем тогда почему-то не возникало), зато в воскресенье каша была неизбежна, как небесная кара. Костьке я каш не варю, только гречневую, а овсяную крупу держу в доме исключительно для собаки. Ну и для Игоря.

Пока я варю кашу, помешивая, чтобы не подгорела, мы обсуждаем грядущие планы. На выходные Игорь собирался поехать тренироваться в Царицыно, лазать там по стенкам до посинения, я так и предполагала, поэтому даже не огорчаюсь. Кроме того, у него новая идея – в конце января, сразу после сессии, они, оказывается, решили сходить в лыжный поход на Белое море недели на две и уже сейчас начинают активные сборы.

Сборы в поход – жуткий процесс, в ходе которого по всей Москве собираются по знакомым или добываются иными правдами и неправдами разнообразные палатки и примуса, каны и котелки, рюкзаки и скатки и прочее снаряжение. Все это сваливается в кучу посреди той квартиры, которая назначена общей базой, параллельно закупается необходимое продовольствие и складывается в шкафы и холодильники той же квартиры. И в довершение всего то оборудование, которое нельзя достать, изготавливается (шьется из парашютного шелка или сваривается из металла, как повезет) прямо на месте.

Года полтора назад, на заре нашего романа, будучи влюбленной и неопытной, я сдуру согласилась устроить в своей квартире основную базу. Мне, видите ли, хотелось таким образом достичь понимания и слияния душ, сама-то я в походы не хожу. Хорошо, что это было летом, хоть Костька был на даче. Я даже ничего не говорю о том, что месяц по квартире шастали загадочные бородатые личности в брезентовых куртках, что не умолкала швейная машинка и что я неоднократно набивала себе синяки о странные металлические предметы типа ледорубов, только «гораздо лучше, это же принципиально другая конструкция», – к этому всему я была морально готова, да и Игорь предупреждал о легких неудобствах.