Не убоишься страха ночного   ::   Эппель Асар

У окна никого не оказалось, но он все равно кинулся к жуткому этому, заклятому стуком в верхнее левое стекло, окошку.

Было темно и дождь.

На противоположной стороне улицы словно бы что-то произошло, но он не придал этому значения, ибо стук... стук... стук... толклось сердце его. Ибо - ш-шу... ш-шу... - шумела кровь в висках. Тогда он шагнул к безмолвному теперь окну и протянул руку...

К верхнему бруску рамы была пристроена какая-то деревяшка, слабо воткнутая торчавшим из себя гвоздиком, а на перекинутой через нее белесой в темноте швейной нитке - картошка, подтянутая сейчас для незаметности к этой самой деревяшке. Обыкновенная картошка. Нитка, провисая, уходила куда-то во тьму противоположной стороны улицы. Ничего пока не постигая, он дернул за нитку, и она, мокрая от дождя, сразу же налипла своей ниточной путаницей на его решительные пальцы.

По ту сторону неширокой травяной улицы, сейчас скользкой и грязной из-за весны, темноты и дождя, поднялась возня и послышался дурацкий невзрослый гогот, и он рванулся туда, осознав, ч т о  они с ним проделывали! Однако темные тени разбежались с детским и подростковым проворством, и ему вроде бы показалось, что он даже разглядел маленького мерзавца-книгочея. Но это могло и померещиться.

Задыхаясь от непривычного движения и возмущения, давясь заплеванной своей гордостью, он вернулся и открыл огонь в лампе. Затем достал из щели под подоконником хранимую пуще глаза вещицу и при полном керосиновом свете ее развернул. Из обертки величиной с кокарду появилась, как ни странно, кокарда - бракованный и брошенный поэтому в мусорную кучу одноглавый орел простоволосый теперь державный знак, геральдически растопыривший задиристые лапы и не обескураженный своей медностью, а также отсутствием надлежащей белизны перьев и короны.

Голова его, окажись он сейчас на карте, где ему быть не полагалось, по-орлиному зорко и немигающе была бы, отвратясь от востока, обращена к западу, а пока - вперилась в ненавистное окно. И Станислав тоже - с трудом оторвав самоотверженный взгляд от сокровенной птицы - с вызовом поглядел в сторону всегдашнего стука.

И глядел так, и глядел, и ноздри раздувал, и шептал какие-то длинные строки каких-то длинных стихов.

И глаза его были настороженные, точные и сухие.

И он, вставая со стула, был прям.

И он орла перепрятал.