Новая Магдалина   ::   Коллинз Уильям Уилки

Сколько мне известно, главные силы немцев, превышающие наши числом раз в десять, может быть, ближе к этой хижине, чем главные силы французской армии. Сделайте сами выводы. Мне нечего больше сказать.

Ответив доктору столь неопределенно, капитан Арно встал, накинул на голову капюшон шинели и закурил от свечи сигару.

— Куда вы идете? — спросил доктор.

— Осмотреть форпосты.

— Вам скоро будет нужна эта комната?

— Не раньше чем через несколько часов. Вы думаете перенести сюда раненых?

— Я думаю об англичанке, — ответил доктор. — Кухня не место для нее. Ей будет здесь гораздо удобнее, а английская сиделка расположится с нею.

Капитан Арно саркастически улыбнулся.

— Это две красивые женщины, — сказал он, — а доктор Сюрвиль дамский угодник. Пускай перейдут сюда, если они настолько опрометчивы, что решатся остаться здесь с вами.

Он остановился на пороге и с тревогой оглянулся на зажженную свечу.

— Предостерегите женщин, — сказал он, — от излишнего любопытства в этой комнате.

— Что вы хотите сказать?

Капитан указал пальцем на закрытый ставень.

— Знали ли вы когда женщину, которая могла бы удержаться, чтобы не выглянуть из окна? — спросил он. — Как ни темно, а рано или поздно этим вашим дамам захочется отворить ставень. Скажите им, что я не хочу, чтобы огонь в окне позволил немецким наблюдателям обнаружить нашу главную квартиру, Какая погода? Все еще идет дождь?

— Проливной.

— Тем лучше. Немцы нас не увидят.

С этим успокоительным замечанием он отворил дверь, которая вела на двор, и вышел.

Доктор поднял холстяную занавес и обратился с вопросом на кухню:

— Мисс Мерик, есть у вас время немножко отдохнуть?

— Много времени, — ответил нежный голос с оттенком грусти, очень заметной, хотя были произнесены только два слова.

— Зайдите сюда, — продолжал доктор, — и приведите с собой английскую даму. — Здесь у вас будет спокойная комнатка для вас одних.

Он придержал холстинную занавесь и обе женщины вошли в комнату.

Сиделка шла впереди — высокая, гибкая, грациозная — в своем мундире из опрятной чистой материи, с простым полотняным воротничком и манжетками, с красным крестом Женевской конвенции, вышитым на ее левом плече.

Она была бледна и грустна, а выражение ее лица и обращение красноречиво показывали сдержанное страдание и горе. В движении головы этой женщины было врожденное благородство, во взгляде ее больших серых глаз, в чертах тонко обрисованного лица врожденное величие, делавшее ее непреодолимо привлекательной и прелестной при каких бы то ни было обстоятельствах и в какой бы то ни было одежде.

Ее спутница была смуглее и ниже ростом, но обладала такой привлекательной внешностью, которая могла объяснить проявленную доктором заботу о размещении ее в комнате капитана. По общему согласию все мужчины назвали бы ее необыкновенно хорошенькой женщиной.

На английской даме был широкий серый плащ, покрывавший ее с головы до ног с грацией, придававшей привлекательность этому простому и даже поношенному костюму. Томность ее движений и негромкий голос, которым она поблагодарила доктора, обнаруживали, что англичанка страдала от усталости. Ее черные глаза робко осмотрели тускло освещенную комнату, и она крепко держалась за руку сиделки с видом женщины, нервы которой были сильно расстроены каким-то недавним испугом.

— Вам нужно помнить одно, — сказал доктор. — Остерегайтесь отворять ставень, чтобы немцы не увидели свет в окне. А во всем другом мы можем устроиться здесь очень удобно. Успокойтесь и положитесь на покровительство француза, преданного вам.

Он явно придал особое значение своим последним словам, поднеся к губам руку англичанки. В эту самую минуту холстинная занавесь снова отдернулась.