Отчаяние   ::   Набоков Владимир Владимирович

Я глядeл , -- и все во мнe как -то срывалось, летало с  каких -то десятых  этажей. Я смотрeл  на чудо. Чудо вызывало во мнe нeкiй ужас  своим  совершенством , безпричинностью и безцeльностью.

Тут , раз  я уже добрался до сути и утолил  зуд , не лишнее, пожалуй, слогу своему приказать: вольно -- потихоньку повернуть вспять и установить, какое же настроенiе было у меня в  то утро, о чем  я размышлял , когда, не заставь контрагента, пошел  погулять, полз  на холм , глядeл  вдаль, на облый румянец  газоема среди вeтренной синевы майскаго дня. Вернемся, установим . Вот , без  цeли еще, я блуждаю, я еще никого не нашел . О чем  я, в  самом  дeлe, думал ? То-то и оно, что ни о чем . Я был  совершенно пуст , как  прозрачный сосуд , ожидающiй неизвeстнаго, но неизбeжнаго содержанiя. Дымка каких -то мыслей, -- о моем  дeлe, о недавно прiобрeтенном  автомобилe, о различных  свойствах  тeх  мeст , которыми я шел , -- дымка этих  мыслей витала внe меня, а если что и звучало в  просторной моей пустотe, то лишь невнятное ощущенiе какой-то силы, влекущей меня. Один  умный латыш , котораго я знавал  в  девятнадцатом  году в  Москвe, сказал  мнe однажды, что безпричинная задумчивость, иногда обволакивающая меня, признак  того, что я кончу в  сумасшедшем  домe. Конечно, он  преувеличивал , -- я за этот  год  хорошо испытал  необыкновенную ясность и стройность того логическаго зодчества, которому предавался мой сильно развитый, но вполнe нормальный разум . Интуитивныя игры, творчество, вдохновенiе, все то возвышенное, что украшало мою жизнь, может , допустим , показаться профану, пускай умному профану, предисловiем  к  невинному помeшательству. Но успокойтесь, я совершенно здоров , тeло мое чисто как  снаружи, так  и внутри, поступь легка, я не пью, курю в  мeру, не развратничаю. Здоровый, прекрасно одeтый, очень моложавый, я блуждал  по только-что описанным  мeстам , -- и тайное вдохновенiе меня не обмануло, я нашел  то, чего безсознательно искал . Повторяю, невeроятная минута. Я смотрeл  на чудо, и чудо вызывало во мнe нeкiй ужас  своим  совершенством , безпричинностью, безцeльностью, но быть может  уже тогда, в  ту минуту, разсудок  мой начал  пытать совершенство, добиваться причины, разгадывать цeль.

Он  сильно потянул  носом , зыбь жизни побeжала по лицу, чудо слегка замутилось, но не ушло. Затeм  он  открыл  глаза, покосился на меня, приподнялся и начал , зeвая и все недозeвывая, скрести обeими руками в  жирных  русых  волосах .

?то был  человeк  моего возраста, долговязый, грязный, дня три не брившiйся; между нижним  краем  воротничка (мягкаго, с  двумя петельками спереди для несуществующей булавки) и верхним  краем  рубашки розовeла полоска кожи. Тощiй конец  вязанаго галстука свeсился на бок , и на груди не было ни одной пуговицы. В  петлицe пиджака увядал  пучек  блeдных  фiалок , одна выбилась и висeла головкой вниз . Подлe лежал  грушевидный заплечный мeшок  с  ремнями, подлеченными веревкой. Я разсматривал  бродягу с  неиз яснимым  удивленiем , словно это он  так  нарядился нарочно, ради простоватаго маскарада.

"Папироса найдется?" -- спросил  он  по-чешски, неожиданно низким , даже солидным  голосом  и сдeлал  двумя разставленными пальцами жест  куренiя.

Я протянул  ему мою большую кожаную папиросницу, ни на мгновенiе не спуская с  него глаз . Он  пододвинулся, опершись ладонью оземь. Тeм  временем  я осмотрeл  его ухо и впалый висок .

"Нeмецкiя", -- сказал  он  и улыбнулся, -- показав  десны; это меня разочаровало, но к  счастью улыбка тотчас  исчезла (мнe теперь не хотeлось разставаться с  чудом ).

"Вы нeмец ?" -- спросил  он  по-нeмецки, вертя, уплотняя папиросу.

Я отвeтил  утвердительно и щелкнул  перед  его носом  зажигалкой. Он  жадно сложил  ладони куполом  над  мятущимся маленьким  пламенем .