Пеля   ::   Федоренко Андрей

---------------------------------------------

Федоренко Андрей

Пеля



Андрей Федоренко

Пеля

Рассказ

Перевод с белорусского автора

Давно, лет двадцать тому назад со мною приключилась история, которую долгое время даже вспоминать было стыдно.

Стояла середина лета. Я только что сдал сессию за первый курс института и через несколько дней должен был ехать в стройотряд, в Крым, а пока сидел в своей деревне и от скуки не находил себе места. То читал, то включал среди бела дня телевизор, то просто протирал лавочку у калитки, покуривая. И, ей-богу, не потому, что в Минске заделался таким уж лодырем. С первого же дня я предпринимал попытки подступиться к чему-либо: переделать забор, подновить полуразрушенный курятник. Но все оказалось таким заброшенным, трухлявым, что стало ясно: тронь одно - повалится другое. Тут требовалось капитальное обновление: новые столбы, жерди, доски, нужно было время месяц, а то и до конца лета, иначе не стоило и начинать.

Меня тянуло в Крым, где я к своим двадцати годам еще ни разу не был,- к пальмам, кипарисам, к морю, на могилу Максима Богдановича, чтобы "и моя тень легла на эти святые камни"... А что здесь? Что, я не видел этой картофельной ботвы, этого леса, что подступил к самому огороду, к самой хате? Да тут мне, казалось, было знакомо каждое деревцо.

И лишь когда наступил долгожданный день (ночной симферопольский поезд останавливался на минуту-другую на полустанке у самой деревни), мне делалось как-то тоскливо, ностальгично как-то; словно другими глазами я осматривал двор, грядки, курятник, до которого так и не дошли руки,- смотрел и жалел все тут, как живое... Я вот уеду, много всякого разного увижу, а это все так и останется здесь. Мне захотелось продлить свое умиленно-тоскливое настроение, пройтись по лесу, по знакомым местам, а если удастся, то и половить на болотце карасей.

Матери дома не было - пошла по ягоды, но я решил не оставлять никакой записки. Зачем? Часам к десяти вечера вернусь, хватит времени собраться, еще и почитаю, а потом, в поезде, буду отсыпаться. Натянул старые армейские брюки, гимнастерку, копанул по-быстрому червей, сунул в карман смотанную удочку и пошел любимым своим маршрутом - на Ткачево болото, что километрах в четырех от деревни.

Было около шести, пригревало мягкое солнце, легко и приятно шагалось по лесной тропке; я поймал наконец свой ритм: время больше не летело вскачь, не плелось до раздражения медленно, а текло как-то в лад моему шагу. Запахи лесной подстилки, черничника настолько естественно вязались с птичьим щебетом, с неярким солнцем, с шуршанием кедов на заросшей тропинке, что и в мысли приходила долгожданная и редкая гармония: вот я есть, я живу, все у меня отлично, я учусь в институте, а значит, на несколько лет, а то и навсегда определена моя "жизненная линия"; я пройдусь по знакомому чудесному лесу, порыбачу, а потом поезд понесет меня к удивительным берегам, о которых столько наслышался и начитался.

Незаметно дошел до поваленной старой березы, от которой нужно было сворачивать на болото, но нигде не обнаружил ни дорожки, ни тропки, ни следа. Я слышал, что болото пересохло, но чтобы даже дороги позарастали... Всюду был самый обыкновенный лес - с ягодником, с высокими кустами голубики. Не без страха - помню, сколько здесь водилось гадюк,- стал продираться сквозь кусты и скоро наткнулся на полянку, где мы когда-то, пацанами, приходя на рыбалку, жгли костер и пекли картошку. Узнали не глаза, а ноги они сами остановились. Вот здесь когда-то был берег, от этой ольхи начиналась вода, и мы забрасывали отсюда удочки... Теперь только высохший сплошной мох под ногами давал знать, что я не сбился с пути, что когда-то здесь и впрямь было болотное дно.