Перелетные работы   ::   Садур Екатерина

Мы несколько раз обошли овальный стол с зеленой скатертью в белых цветах. Сначала мы шли на пятках, пытаясь не ступать на носок, а потом побежали галопчиком.

Дядя Кирша курил, далеко отставляя руку с папиросой. На стене рядом с радио висела семиструнная гитара в переводных картинках.

- Натали, - начал дядя Кирша. И тут же с дивана на него взглянули две пары блестящих внимательных глаз. - Агриппина...

Натка и тетя Груша неотрывно следили за каждым его движе-нием: как он тонким дрожащим пальцем стряхнул пепел с папиросы, как он устало поменял положение ног и как, наконец, он потерялся под их взглядами.

Их глаза, как две бархатные бабочки - черная траурница, слетевшая на лицо гостьи, и темно-коричневая с бледными краями на лице у тети Груши повсюду преследовали его. В какую бы часть комнаты он ни отступал, они с легкостью его настигали.

Я остановилась, убегая от Аленки, и подумала, что глаза живут отдельно от хозяев. Хозяева так увлечены собой, что за-бывают про глаза, предоставляя им полную свободу, и вспоминают о них только тогда, когда им нужно что-нибудь как следует рассмо-треть.

- Вы какой пудрой пользуетесь? - немного развязно спросила Натка. Она была младше тети Груши на пять лет.

- Конечно, "Кармен", - ответила тетя Груша и, сознавая Наткину молодость, прибавила: - А ты, Наточка?

- А я бледно-розовой. "Лебяжий пух". Ее почти незаметно на коже, - и подставила тете Груше свое круглое матовое лицо. Тетя Груша приблизилась к ней, чтобы рассмотреть. Натка улыбну-лась. Но в это время черная бабочка Наткиных глаз облюбовала мой малиновый мячик, выкатившийся из-под стола.

- А какими вы поливаетесь духами?

- Раньше "Красной Москвой", а теперь флакон пуст. Видишь, стоит у зеркала.

Желто-коричневая бабочка тети Груши слегка покружилась над моим малиновым мячиком, но потом перелетела на воротник дяди Кирши, потерялась на миг в клубах папиросного дыма, задела крылышком конец папиросы и отпрянула, ужаленная.

- Трещина на стекле, - сказала Натка, случайно посмотрев в зеркало.

Она поднялась с дивана, оправляя широкую юбку. Диван радостно звякнул пружинами и выпрямился.

На столике стояли тети-Грушины помады, пустой флакончик для духов, румяна с широкой кисточкой, и пластмассовый гребешок валялся здесь же, неподалеку.

- Трещина! - печально повторила Натка, но вдруг заметила принадлежности на столике и вскрикнула: - Какая красота!

Она по очереди открывала тюбики с помадой, выдвигая красные, коричневые и розовые стержни, потом раскрыла румяна, но румяна ей не понравились, поэтому она их сразу же отставила в сторону и несколько раз понюхала флакон из-под духов.

- Это давно, - и тетя Груша указала на трещину.

- Это к смерти, - сказала Натка страшным сдавленным голосом и выпустила из рук пустой флакон.

- А мы не верим, - тихо ответила тетя Груша, опуская глаза. Желто-коричневая бабочка перестала кружить по комнате. - Мы жи-вем себе и живем. Мы ничего не боимся!

- А я боюсь! - тускло сказала Натка. - Я смерти боюсь. Вот вы представьте себе: мы жили, ходили по улицам, одевались, красились. И в один прекрасный день - все! Мы не проснемся. От-ходили, открасились. Все про нас забудут. Заколотят в гроб и уве-зут... А в гробу тесно, руки-то не раскинешь, как на полосатом диванчике.

- Ты фантазерка, - печально сказала тетя Груша.

- Какие здесь фантазии, - отмахнулась Натка. - Я вот о чем все время думаю: ну ладно, я умру, и меня увезут на кладбище. Ладно, оставят одну под землей. Но ведь сами-то они потом вернутся домой, а в шкафу висят мои платья, а на столике - губная помада и гребешок.