Пиротехника, или Памятная дата   ::   Турнье Мишель

Ладно, с местными все ясно, но парижанину, да к тому же еще романисту вроде меня все это показалось крайне интересным и колоритным, и я не угомонился, пока не добился встречи с директором фабрики. Я представился писателем из Парижа, желающим ознакомиться с пиротехническим производством вообще и с предприятием Ружьери в частности для книги, над которой работаю в настоящее время. Когда я сюда приехал, у меня и в мыслях не было заниматься фейерверками, но рукопись сродни растению, чьи корни тянут из земли все, что она может дать. Я смутно чувствовал, что пиротехнические эффекты должны занять свое место в моем детективе.

Господин Каполини принял меня с энтузиазмом профессионала, явно польщенный тем, что именитый невежда специально прибыл из Парижа, чтобы у него поучиться. К тому же он так пылко говорил о своем деле, что порой сам напоминал фейерверк. Я не раз сталкивался с подобным воздействием ремесла на внешность человека: видел колбасницу, словно вылепленную из сала, крестьянина, замешенного на глине с навозом, банкира, похожего на сейф, конюха, который ржал как лошадь. Руки Каполини поминутно превращались в ракеты, огненные фонтаны, букеты, вертящиеся солнечные диски. В его глазах вспыхивали и сменяли друг друга многоцветные феерии.

- Странное, потрясающее ремесло, в основе которого - взрыв! - восклицал он. - Да, да, мы производим смеси, и все они взрывчатые. Я всегда любил слово "взрывчатый". В нем слышится внезапность и удивление. Мы покоряем взрыв, овладеваем им, чтобы переместить в пространстве и отсрочить во времени. Мы составляем смесь, но, вместо того чтобы рвануть hic et nunc, здесь и сейчас, она взорвется позже, где-то далеко. Например, в Париже в канун 14 июля. И это еще не все. Помимо внешних передвижений во времени и пространстве, существует и движение внутреннее: ракета должна описать в небе заданную траекторию, а посему взрыв необходимо растянуть на несколько секунд. Видите ли, вся пиротехника сводится к борьбе против "hic et nunc". Отсрочить и переместить вот два основных принципа пиротехнического искусства.

Он вывел меня из кабинета и повел показывать фабрику, где не было ни одного прочного строения, одни времянки.

- Взрыв, случись он hic et nunc, - продолжал он,- был бы аварией, катастрофой. И если, не дай бог, такое произойдет, то на этот случай предусмотрено все, чтобы ограничиться самыми незначительными потерями. Возьмем, к примеру, мастерские. При малейшем толчке они тут же разлетятся на куски. Состав бригады, как вы могли заметить, тоже сведен к минимуму - два человека, не больше. У вас есть с собой спички или зажигалка?

- Нет, я не курю.

- Извините, я спросил на всякий случай, у нас это железное правило. Как обет молчания в монастыре у траппистов.

Он толкнул дверь, и мы вошли в мастерскую. Там громоздились металлические коробки с разными порошками, связки картонных трубок, банки с клеем, рулоны бумаги. Двое мужчин в серых халатах сидели за столом друг напротив друга, поглощенные каким-то совершенно детским занятием: мерками, похожими на чайные ложечки, они в известном им одним порядке насыпали порошки в трубки с закупоренным дном. Ложка серого порошка, картонный кругляш с дырочкой, ложка зеленого, кругляш, ложка черного, кругляш и т. д.

Каполини расхаживал по мастерской с элегантной непринужденностью укротителя хищников. Время от времени он откупоривал какой-нибудь цилиндрик с крышкой, высыпал на ладонь белый порошок и произносил: "Азотнокислый стронций - пурпурное пламя". Потом шел дальше: "Чугунные опилки - искрящиеся цветы". Затем, дотрагиваясь до других запечатанных цилиндров, добавлял: "Цинк голубое пламя. Селитра - золотые слезы. Измельченная слюда - золотистые отсветы. Бариевая соль - зеленый блеск. Углекислая медь - сине-зеленое пламя. Сульфат мышьяка - белые отсветы. Канифоль - оранжевое пламя".