Письма к А И Солженицыну   ::   Шаламов Варлам

---------------------------------------------

Шаламов Варлам

Письма к А И Солженицыну



ВАРЛАМ ШАЛАМОВ

Письма к А. И. Солженицыну

Дорогой Александр Исаевич.

Я две ночи не спал - читал повесть14, перечитывал, вспоминал...

Повесть - как стихи,- в ней всё совершенно, всё целесообразно. Каждая строка. каждая сцена, каждая характеристика настолько лаконична, умна, тонка и глубока, что я думаю, что "Новый мир" с самого начала своего существования ничего столь цельного, столь сильного не печатал. И столь нужного - ибо без честного решения этих самых вопросов ни литература, ни oбщественная жизнь не могут идти вперед, - всё, что идет с недомолвками, в обход, в обман,приносило, приносит и принесет только вред.

Позвольте поздравить Вас, себя, тысячи оставшихся в живых и сотни тысяч умерших (если не миллионы), ведь они живут тоже с этой поистине удивительной повестью.

Позвольте и поделиться мыслями своими по поводу и повести, и лагерей.

Повесть очень хороша. Мне случалось слышать отзывы о ней - ее ведь ждала вся Москва. Даже позавчера, когда я взял одиннадцатый номер "Нового мира" и вышел с ним на площадь Пушкинскую, три или четыре человека за 20-30 минут спросили: "Это одиннадцатый номер?" - "Да, одиннадцатый".- "Это где повесть о лагерях?" - "Да, да!" - "А где Вы взяли, где купи-ли?"

Я получил несколько писем (я это говорил Вам в "Новом мире"), где очень-очень эту повесть хвалили. Но только прочтя ее сам, я вижу, что похвалы преуменьшены неизмеримо. Дело, очевид-но, в том, что материал этот такого рода, что люди, не знающие лагеря (счастливые люди, ибо лагерь школа отрицательная, даже часа не надо быть человеку в лагере, минуты его не видеть), не смогут оценить эту повесть во всей ее глубине, тонкости, верности. Это и в рецензиях видно, и в симоновской, и в баклановской, и в ермиловской. Но о рецензиях я писать Вам не буду.

Повесть эта очень умна, очень талантлива. Это - лагерь с точки зрения лагерного "работя-ги", который знает мастерство, умеет "заработать", работяги, не Цезаря Марковича и не кавторан-га. Это - не "доплывающий" интеллигент, а испытанный великой пробой крестьянин, выдержав-ший эту пробу и рассказывающий теперь с юмором о прошлом.

В повести всё достоверно. Это лагерь "легкий", не совсем настоящий. Настоящий лагерь в повести тоже показан, и показан очень хорошо: этот страшный лагерь - Ижма Шухова -пробивается в повести, как белый пар сквозь щели холодного барака. Это тот лагерь, где работяг на лесоповале держали днем и ночью, где Шухов потерял зубы от цинги, где блатари отнимали пищу, где были вши, голод, где по всякой причине заводили дело. Скажи, что спички на воле подорожали, и заводят дело. Где на конце добавляли срока, пока его не выдадут "весом", "сухим пайком" в семь граммов. Где было в тысячу раз страшнее, чем на каторге, где "номера не весят". На каторге, в Особлаге, который много слабее настоящего лагеря. В обслуге здесь вольнонаемные надзиратели (надзиратель на Ижме - бог, а не такое голодное создание, у которого моет пол на вахте Шухов). В Ижме... Где царят блатари и блатная мораль определяет поведение и заключен-ных, и начальства, особенно воспитанного на романах Шейнина и погодинских "Аристократах". В каторжном лагере, где сидит Шухов, у него есть ложка, ложка для настоящего лагеря лишний инструмент. И суп, и каша такой консистенции, что можно выпить через борт, около санчасти ходит кот - тоже невероятно для настоящего лагеря,кота давно бы съели. Это грозное, страш-ное былое Вам удалось показать, и показать очень сильно, сквозь эти вспышки памяти Шухова, воспоминания об Ижме. Школа Ижмы - это и есть та школа, где и выучился Шухов, случайно оставшийся в живых. Все это в повести кричит полным голосом, для моего уха, по крайней мере.