Подарок крестного   ::   Александрова Марина

Кто к нам крестным пойдет? Входи, добрый человек… Тесно у нас, конечно, да дух тяжелый…

С этими словами мужик распахнул дверь и впустил нежданного гостя.

В маленькой горенке, половину которой занимала жарко натопленная печь, дурно пахло. Но после тяжких испытаний этот приют показался боярину раем.

– Ты, вот что, полезай на печь, – тихонько пробормотал мужик, не давая Василию оглядеться. – Ежели устал, так заснешь, а то вишь, что делается…

Василий залез на печь. Там было нестерпимо душно, кисло пахло дублеными шкурами и мышами. Оглядевшись, Василий понял, в чем дело. Лежанка была застлана старым засаленным тулупом, а мыши, очевидно, в голодное время охотно глодали его. Преодолев брезгливость, Василий улегся поудобнее и выглянул в горницу.

Слабо теплилась лучина, и при неверном ее свете гость разглядел нищий приют, куда занесла его судьба. Небогато живет добрый хозяин, что и говорить! Всего-то и скарба – стол да лавки по стенам, заваленные негодящей рухлядью. На одной из скамеек смутно виднеется распростертая в полумраке женщина. Над ней суетится сгорбленная, жалкая фигура – видать, старушонка-помощница.

Тошно было смотреть на такое мужичье хозяйство, да и тяжелая усталость навалилась на веки, и он заснул.

Однако долго спать ему не пришлось. Посреди ночи рожающая баба начала громко стонать. Постепенно стоны переросли в душераздирающие крики и, когда Василий был уже готов соскочить с печи и бежать куда глаза глядят, лишь бы не слышать жутких завываний, душный сумрак каморки прорезал детский крик.

Услышав плач новорожденного, мужик, хозяин дома, до сих пор сидевший на лавке в каком-то странном оцепенении, подскочил, как ужаленный, и кинулся к жене.

– Кто? – воскликнул он, протягивая к бабке, обтирающей младенца, заскорузлые руки.

– Мальчик, – скрипучим голосом поведала старуха.

– Сын! У меня сын родился! – вскричал мужик.

«Надо же! – думал про себя Василий. – Если так рассудить, то нищему-то этому мужику убиваться надо: как ни верти, а еще один рот теперь кормить. А он знай себе радуется!

Воистину дивны твои дела, Господи!» С этою мыслью Василий заснул и проснулся, когда тусклый свет зимнего утра осветил каморку, пробиваясь через муть затянутого бычьим пузырем окна.

Роженица мирно спала на лавке, у груди ее лежал туго запеленатый краснолицый младенец. Хозяин прикорнул на второй из имевшихся в лачуге лавке. Шаги Василия разбудили его, он сел, протирая покрасневшие от недосыпа глаза. Оказалось, что это молодой еще совсем мужик, светловолосый и сероглазый. Тяготы жизни, однако, наложили уже свой скорбный отпечаток на его внешность – ссутуленные плечи, изможденное лицо с ввалившимися щеками, тело – словно из одних жил, ни капли мяса на костях.

– А-а-а, странник, проснулся уже? – протянул мужик, потягиваясь. – Ты только уходить-то не спеши! О своем обещании вчерашнем помнишь ли?

– Помню, – утвердительно кивнул головой Василий.

– Так я сейчас мигом за батюшкой-то схожу, – обрадовался мужик и, напялив старый тулуп, на котором почивал Василий, выбежал вон из дома.

Василий сел на освободившуюся лавку, принялся от нечего делать глядеть в мутное оконце, через которое, даже при великом желании разглядеть почти ничего нельзя было.

– Ой, ктой-то тут? – внезапно послышался приглушенный женский вскрик.

Василий оборотился от окна. Хозяйка сидела на скамье, одной рукой придерживая младенца, а второй пытаясь прикрыть заплатанным одеялом оголившуюся грудь.

«Это надо же, какая красота порой в нищете родится!» – подумал Василий, оглядев ладный полный стан женщины и всмотревшись в ее красивое лицо с совершенными, правильными чертами лица.