Подборка Тамары Зибуновой   ::   Довлатов Сергей Донатович

Я был в очень хороших отношения с покойным Алексисом Раннитом, у меня есть десяток писем Раннита с множеством картинок. Раннит был замечательным, помимо всего прочего, каллиграфом.

* * *

... Недавно прочитал в мемуарах Эренбурга, что, вернувшись в Москву из Парижа, он хотел написать французским друзьям, но рвал все свои письма. Он говорит: " Мы жили в разных измерениях". Я Эренбурга очень хорошо понимаю. Ничего не возможно объяснить. Все, что я мог бы написать, требует подробных, рискованных объяснений. Я не могу объяснить, счастливы мы или несчастливы, богаты или бедны, почему я недоволен своим литературным положением, что меня угнетает в семейной жизни. Поэтому говорить можно либо о самом общем и главном, либо о пустяках. Главное заключается в том, что эмиграция - величайшее несчастье моей жизни, и в тоже время - единственный реальный выход, единственная возможность заниматься выбранным делом. При этом я до сих пор вижу во сне Щербаков переулок в Ленинграде или подвальный магазин на улице Рабчинского. От крайних форм депрессии меня предохраняет уверенность в том, что рано или поздно я вернусь домой, либо в качестве живого человека, либо в качестве живого писателя. Без этой уверенности я бы просто сошел с ума.

* * *

Пишу - еще реже, и не потому, что ленюсь, а потому, что ничего невозможно описать и объяснить. Еще раз повторяю: мы живем не в другой стране, и не в другой системе, а на другой планете, все понятия здесь наполнены другим содержанием, сама психология жизни - другая.

Все-таки попробую очень коротко и неуклюже рассказать про наше существование. Оно довольно четко делится на два сектора: творческий и социальный. В творческом плане все более или менее хорошо, даже лучше, чем я мог надеяться. Во-первых, и я, и Лена /жена писателя - прим./ работаем дома, занимаемся только бумажной работой, мы - селф имплойд /самонаниматели/, у Лены наборная машина, величиной с баян, я пишу 40% для радио и 60% для души. Все это означает, что мы выезжаем из пригорода в Манхаттен в среднем - раз в неделю, для Нью-Йорка с его бандитизмом - это огромное преимущество. У меня вышло 7 книжек по-русски, скоро выйдут еще две, правда, все они довольно тонкие, по 120 - 150 страниц. Две книги вышло по-английски в Америке, одна в Лондоне, а также по одной - в Швеции, в Дании, в Норвегии, в Финляндии, ждем контрактов из Франции и Италии. Рецензии все без исключения положительные /хотя здесь очень даже принято обругать человека последними словами/, отношения с газетами и агентствами хорошие и т.д. В общем, есть какая-то второсортная известность продвинувшегося восточно-европейца, что-то вроде медведя, научившегося ездить на самокате. При этом, зарабатываю я чистой литературой очень мало, гораздо меньше, чем мы платим только за квартиру, газ, электричество и телефон... мы находимся по американской социальной шкале между "бедными" и "неимущими". Утешением служит то, что в среднем американские писатели зарабатывают еще меньше. Всерьез можно говорить только о создателях массовых книг, телесерий, коммершл и о тех, кто работает для Голливуда. Уверен, что среди остальных литературным трудом живет не больше сотни писателей. Апдайк, например, зарабатывает в год ... меньше зарплаты инженера, при том, что Апдайк входит в первую десятку. Воннегут постоянно жалуется на бедность, а лучший поэт Америки, Ален Гинзберг ... зарабатывает в год тысяч пять-шесть. Короче, писатель, художник, музыкант здесь, как правило, очень беден, это нормально, быть писателем в Америке /даже не совсем рядовым/ - это значит - решиться на нестандартное существование. Для сравнения скажу, что муж моей сводной сестры /.../ зарабатывает в качестве программиста ровно в четыре раза больше, чем я со всеми моими премиями, портретами в газетах и журналах и майками с моим изображением..

...