Подземная Москва   ::   Алексеев Глеб Васильевич

Тут толпились бывшие полковники в серых, протертых по швам шинелях, дамы в бархатных когда-то тальмах, бывший присяжный поверенный и бывший вице-губернатор Вово, сильно постаревший за эти «роковые десять лет», но так и не научившийся выговаривать букву "р". Зизи, Мими, княжна Анна Львовна, помните, та самая, что в Благородном… Они торговали остатками саков и мехов, дедушкиными подарками, чернильницами с амурами, из которых нельзя писать, раздробленными несессерами, ножичками для рыбы, стенными бра — хламом, который остался от голодных лет, да так и не пригодился. Тут же по сходной цене предлагали бюстгалтеры, духи «Лориган Коти», в которых на чаю плавали две капли настоящих духов, цветные наколки для волос, плюшевые альбомы, будильники с музыкой, виды Кавказа и мундштуки.

— Майн герр, — сказала по-немецки дама с заботливо увязанным флюсом — на Сухаревке ее звали «барыня Брандадым», — не обратите ли вы внимание на этот великолепный кальян, вывезенный покойным мужем из Константинополя?

Конечно, это была «дама из общества». «Негодяй» догадался по породистому носу, тонким, как мундштуки кальяна, рукам и отличному выговору на чужом языке. Он взял в руки мундштук и для чего-то поглядел в дырочку. Кальян он раньше не видел, но, черт его знает, по какой надобности покупаются иногда вещи?

— Мой муж почти не употреблял его. Я помню, когда мы шли по Пера в Константинополе…

У «барыни Брандадым» обозначилась слеза и повисла на просаленных заячьих ушках платка. Ко всему тому ее беспокоил флюс. Но она отлично разбиралась в психологии покупателя. И когда тот, повертев мундштук, в нерешительности протянул его обратно, она «прикрыла» козырным тузом.

— Я — урожденная Дурново и по мужу княгиня Оболенская… За весь этот прибор, излюбленную вещь покойного князя, я прошу только меру картошки…

— Меггу кагтошки, — подтвердил Вово. Правда, он был пьян — «с этой революцией Вово совсем опустился», — но, смерив взглядом туристский костюм «негодяя» и его швейцарские «котлетки» [22] , Вово добавил в точку:

— Не скупитесь, ггаф…

Кальян был куплен. «Негодяй» остался джентльменом до конца. Впрочем, он тут ничем не рисковал. Он повел даму по зеленому ряду, в котором, словно снесшиеся куры, орали торговцы:

— Вот пимадоры! Крымские пимадоры!

— Агурцы! Агурцы!

— Редису не прикажете?

«Барыня Брандадым» приторговала меру картофеля и, пока ее ссыпали в подштопанную старым носком плетенку, спросила с томностью:

— Вы иностранец?

— Иностранец, — подтвердил «негодяй».

— Вероятно, вы немец? — продолжала догадываться дама. — В наше время так редко приходится беседовать с настоящими людьми.

— Нет, я из Женевы! Из самой Женевы!

— Ах, я так живо помню это очаровательное озеро… Когда мы с мужем… — вы знаете: я — Дурново, а по мужу княгиня Оболенская… — были в Швейцарии, мы так любили вечером поехать на лодке… И этот звон женевских костелов в хрустальном воздухе…

— Удивительный звон! — согласился «негодяй».

— Тайого звона я не слышала во всем мире, — с восторгом перебила дама… — Насыпьте еще четверку… Нет-нет, вот из этого мешка… Эти «нувориши» всегда подсунут самую гниль… В этом звоне есть что-то баховское, вы не находите?

— О да!.. Он очень напоминает мендельсоновскую «Песню без слов»…

Картошка была насыпана, когда дама спросила вполголоса:

— Зачем же вы приехали в эту ужасную страну?

— Я — концессионер. Я приехал прокладывать московский метрополитен…

Как говорится: рыбак рыбака видит издалека. Двадцать минут спустя «барыня Брандадым» ехала с «негодяем» на извозчике, и «негодяй» вежливо поддерживал ее под локоток.



ГЛАВА СЕДЬМАЯ

УСЛОВИЯ «БАРЫНИ БРАНДАДЫМ»

Извозчик остановился у оранжеватого домика на Никитской, и приехавшие стали подниматься на лестницу.