Посещение музея   ::   Набоков Владимир Владимирович

-- Все это очень мило, -- сказал мосье Годар,-- да только вы ошибаетесь: такой картины нет в нашем музее.

--Как нет? -- воскликнул я, -- да я ее только что видел! Гюстав Леруа, портрет русского дворянина.

-- Одно полотно Леруа у нас действительно имеется, -- сказал мосье Годар, перелистав клеенчатую тетрадь и длинным черным ногтем остановившись на найденной строке. -- Но это не портрет, а деревенский мотив: *Возвращение стада".

--Я повторил, что картину видел своими глазами пять минут тому назад, и что никакая сила не заставит меня в этом усомниться.

-- Согласен, -- сказал мосье Годар, -- но и я тоже не сумасшедший. Я состою хранителем нашего музея вот уже скоро двадцать лет и знаю этот каталог как молитву Господню. Тут сказано "Возвращение стада", значит стадо возвращается, и ежели только дед вашего друга не изображен в виде пастуха, я не могу допустить, что его портрет у нас существует.

-- Он в сюртуке, -- крикнул я, -- клянусь вам, что он в сюртуке!

-- А как вообще, -- спросил мосье Годар подозрительно, -- вам понравился наш музей? Вы саркофаг оценили?

-- Послушайте, -- и была уже, кажется, вибрация в моем голосе,--сделайте мне одолжение, пойдемте туда сию минуту, и условимся так: если портрет висит там, то вы мне его продадите.

-- А если его нет? -- полюбопытствовал мосье Годар.

-- Тогда я вам заплачу ту же сумму.

-- Ладно, -- сказал он. -- Вот возьмите карандаш и красным, красным концом запишите мне это.

Я сгоряча исполнил его требование. Прочтя мою подпись, он пожаловался на трудность произношения русских фамилий, расписался под ней сам и, быстро сложив листок, сунул его в карманчик жилета.

-- Пойдемте, -- сказал он, высвобождая манжету. По дороге он заглянул в лавку и купил фунтик липких леденцов, которыми стал насуайчиво меня угощать, а когда я наотрез отказался, попытался мне высыпать штучки две в руку, -- я отдернул ее, несколько леденцов упало на панель, он подобрал их и догнал меня рысью. Когда мы приблизились к музею, то увидели, что перед ним стоит красный автокар -- пустой.

-- Ага, -- сказал мосье Годар довольненьким голосом, -- я вижу, что у нас сегодня много посетителей.

Он снял шляпу и, держа ее перед собой, чинно взошел по ступеням.

В музее было нехорошо. Доносились вакхические восклицания, бравурный смех и как будто даже шум потасовки. Мы вошли в первую залу; там старичок сторож удерживал двух святотатцев с какими-то праздничными эмблемами в петличках, и вообще очень сизо-румяных и энергичных, старавшихся добыть из-под стекла черныые шарики муниципального советника. Прочие молодцы из той же сельско-спортивной корпорации громко издевались, кто над червем в спирту, кто над черепом. Один весельчак восхищался трубами парового отопления, будто принятыми им за экспонат; другой целился в сову из кулака и пальца. Всего было человек тридцать, так что получалась толкотня и густой шум от шагов и возгласов.

Мосье Годар захлопал в ладоши и указал на плакат с надписью: "Посетители музея должны быть прилично одеты". Затем он протиснулся -- и я за ним -- во вторую залу. Все общество тотчас повалило туда же. Я подтолкнул Годара к портрету, и он застыл перед ним, выставив грудь, потом чуть попятился, словно им любуясь, и наступил своим дамским каблуком на чью-то ногу.

-- Прекрасная картина, --воскликнул он вполне искренне, -- что ж, не будем мелочны. Вы оказались правы, а в каталоге должно быть ошибка.

Говоря это, он отвлеченными пальцами достал наш контракт и разорвал его на мелкие части, которые, как снежинки, посыпались в массивную плевательницу.

-- Кто эта старая обезьяна? --спросил относительно портрета некто в полосатом нательнике, а так как дед моего приятеля был изображен с сигарой в руке, другой балагур вынул папиросу и собрался у портрета прикурить.