Праздник фонарей   ::   Рохлин Борис

Подряд, сменяя друг друга. Вышивка решeток отразила свет фонарей. И сохранила цветной узор, когда мы исчезли.

По временам брали друг друга за руку. Фонарь в правой у меня. У неe в левой. И улыбались. Были счастливы. Как мало надо. Не спешили, и наслаждались долгожданной. Не напрасно столь долго и тщательно. Всe вокруг оправдывало ожидание. Оно сбывалось по мере движения.

Мы делали шаг, возникала картина, один вид сменялся другим. Вот угол переулка, знакомого из будущей. Вот Пять углов. Юность и в другом тысячелетии. Березняк на берегу полноводной. Маленькая гостиница в неизвестном и незнакомом. На окраине. Без штор на окнах. Никого и тихо. За окном небо, облака и западный ветер. Стоило повернуть, опять.

Неслышно двигаются пешеходы, дети и авто. Приглушeнный свет фар, и сумерки улочек и площадей. Площадь Святого Марка, Страстей Господних, Петра, Павла, площадь Небесного Спокойствия. Накрапывает неслышно. Лeгкий и невесомый. Не долетает. Повис в воздухе. Иногда видим другие фонари. Двигаются. В отдалении разноцветные пятна. Несущих не различить. И исчезают. Снова только мы. Странное ощущение. Что это? Прощание? Начало странствия? Урок грамматики? Млечный путь? Предлагает себя и ждет. Знает, что дойдeм.

Нежная, влажная пыль. Остановились потрогать, коснуться. Только хотели, увидели полицейскую и его. Рядом "Пежо" с женщиной за рулeм. Нарушила правила перекрeстка. С молодыми женщинами это бывает. Подошли ближе. Симпатичная, и с серыми глазами. Увидел нас, забыл о безопасности и отпустил в сумерки. Мы пригласили его к себе. Благо, здесь и сразу. Он охотно согласился. Сели за стол. Я стоял рядом, слева от него, и держал зонтик. Он был наш гость, и мы за него отвечали. К тому же он снял свою форменную фуражку. Жена беседовала. Я держал и посматривал сбоку. Осторожно, чтоб не заметил и не обиделся. Детская улыбка. Трогательно.

Он возражал и просил меня сесть. Но мы настояли. Свою машину он припарковал на кухне. Там много места, тепло и удобно для автомобиля. К тому же сырость портит внешний вид и отрицательно сказывается на двигателе. Красиво. Среди огромных медных кастрюль и сковородок, висевших на стенах и отражавших. Мерцала темнота.

Он рассказывал маленькие полицейские истории. Мелкие кражи трудных подростков. Семейные неурядицы в его квартале. Много выпивают и ничего не хотят.

Пространство бесконечных комнат светилось. Стены колебались и отступали. Было тепло. Нежен и невесом стал воздух. Я закрыл зонтик и сел. По левую руку от меня сидел он, по правую - жена. На них было приятно смотреть. Снаружи было сыро. И мы боялись, что наш гость может простудиться. Но страхи быстро прошли.

Он пил чай и держал свою форменную фуражку обеими руками. Она лежала на коленях, он еe только придерживал, козырьком от груди к столу. Как полагается военным и полицейским. Так мы подумали.

Когда он делал глоток - небольшой, осторожно и аккуратно, - он брал чашку в правую руку, а левой придерживал фуражку. На него было приятно смотреть. Мы смотрели и улыбались. Он тоже. Казалось странным. У служащего полиции такая улыбка. Детская и смущeнная. Словно извиняется. За что?

У него были маленькие, аккуратные, пушистые и густые усы. Коротко и тщательно подстрижены.

Ещe утром листья за окнами пожелтели. К вечеру покрылись изморозью. Сверкали и переливались, когда падал свет. Наш новый знакомый пил чай, говорил и улыбался. Было хорошо и спокойно. Уютно. Редкое чувство. И мы оценили.

Не хотели, чтоб он уходил. И просили остаться.

Сидел недолго. Возможно, вечность. Не заметили и не обратили внимания. Жена исполняла на флейте, чембало и клавикордах. Слушали голоса арф. Пели трогательно. Были взволнованы, и в наступившей тишине задумчивы и печальны. Но недолго.

Развлекая гостя, играли в разные.