Приемыш   ::   Короленко Владимир Галактионович

- Подь, Степан Федора-а-ач, суда-у!..

Через минуту на берегу показалась фигура мужика, без шапки, с лохматыми волосами, босого и с грудою сетей на спине. Он шел, опустив голову, покачиваясь, будто сонный, и несколько раз споткнулся на ходу. Девочка смотрела на него смеющимися глазами.

- Вишь, шатает его. Ты, может, подумаешь - пьяный он! Нет, не пьяный, а ночи не спит, - все на реке, на сеже, сидит - рыбачит. Снял у мужиков воды в кортома*, вот тут повыше омутов. Мамка, Дарья Ивановна, говорит: "Не снимай", а он не послушался: "Сниму", - говорит. Пять рублей отдал. А рыба, слышь, и нейдет к нему... Вот он и старается...

______________

* В аренду.

- Да он тебе тятька, что ли? - спросил я, удивляясь, что она зовет мужика то тятькой, то по имени и отчеству.

Девочка не ответила. В это время рыбак, немолодой, угрюмого вида, подошел уже к нам; не скидая сетей, он остановился, посмотрел на меня отяжелевшими от бессонницы глазами и спросил:

- Чьи будете?

- Нижегородский, - ответил я. - Мне бы переночевать.

- Можно. Ступай, когда так, за мной.

И он пошел вперед, все так же спотыкаясь на ходу, будто вот-вот свалится и заснет у тропинки.

- Опять ни одной рыбешки не поймал, - сказала девочка. - Мотри, свалишься еще...

Мужик промолчал. Мы вошли в улицу небольшой деревнюшки. Окна ее смотрели на реку, а задворки подходили вплоть к лесной опушке.

"Глухой, медвежий угол", - подумал я невольно, взглядывая на своего сурового провожатого.

Хозяйка Дарья Ивановна встретила нас, впрочем, очень приветливо и радушно.

Это была совсем еще молодая на вид женщина, с ласковыми, спокойными приемами и добрыми красивыми глазами, в которых по временам, когда она взглядывала на дремотного мужика, искрилась лукавая усмешка, как и у девочки. Степан Федорыч как-то уныло уселся на лавке и клевал носом.

- Много ли наловил? - спросила хозяйка и переглянулась с девочкой; обе при этом улыбнулись. - Эх ты, горе-рыбак! Слушался бы меня, лучше бы было.

- Говори! - ответил Степан угрюмо. - Вот пойдет из омутов - поспевай только вынимать.

- Неужто опять сидеть станешь всю ночь?

- Пойти изготовить снасть.

Упрямый мужик поднялся и сонно поплелся из избы, а хозяйка стала хлопотать около самовара. Девочка помогала матери.

- Дочка-то как на тебя похожа, - сказал я, - только глаза да волосы посветлее.

Женщина как-то странно улыбнулась и покраснела.

- А старик муж тебе?

Она покраснела еще больше, до самых ушей, и даже закрыла лицо широким узорно расшитым рукавом.

- Муж. Да он и не стар еще годами-те против меня. Работа да горе!.. Да теперь вот суется еще, как сонная муха, - почитай, неделю не спит: с рыбой связался... Забота! А пуще всего кручина извела его, как сынок у нас помер. Двадцатый год пойдет с филипповок, как в сыру землю Мишаньку уложили.

- Двадцатый год? - удивился я, глядя на зардевшееся румянцем моложавое лицо Дарьи Ивановны.

- Да мне ведь уже сорок два года... Никто не верит... И то еще горе извело. Сколь много слез мы пролили... Детей господь батюшка больше не дал.

- А девочка эта?

- То-то вот, говоришь ты: "похожа"! А она у меня богоданная, приемыш, сказала Дарья Ивановна, ласково и как-то серьезно гладя рукой белокурую головку прильнувшей к ней девочки. - Да все меня, дурушка, мамкой зовет, а у нее ведь и родная-то мать жива... Так ту, слышь, долго все "чужой тетей" звала. Насилу я ее, дурочку, выучила. Грех ведь! Вот теперь две мамки у нее. Да и у меня она тоже за двух: за дочку богоданную, да за сыночка родного, за Мишаньку...

Она вздохнула, и выражение глубокой грусти тихо легло на лицо, сменяя стыдливый румянец. Тонкими пальцами загорелой руки она перебирала сборки на рукаве прижимавшейся к ней девочки. Девочка затихла и смотрела ей в лицо снизу вверх, как будто ждала дальнейшего рассказа про умершего мальчика.